Подняв голову, девушка увидела вдалеке источник света, подпрыгивающий, как в танце, и приближающийся к ней. Через несколько минут снегоход, подняв облако ледяной пыли, остановился возле Халли. Водитель ростом и фигурой походил на бочку и с макушки до пят был одет во все черное. Халли опустила голову так, чтобы луч ее налобного фонаря упирался прибывшему в грудь, а не слепил глаза.

– А тут совсем не жарко. Я, конечно, не надеялась на встречу с духовым оркестром, но…

– Милая моя, да разве это холод! – Хриплый голос принадлежал, как оказалось, не «ему», а женщине, говорившей с австралийским акцентом. – Грейтер сказал, что вы должны прилететь завтра. На ваше счастье, пилот сообщил по радио, что вы прибыли.

– Грейтер?

– Начальник станции. Я вот думаю, неужели нельзя было уместить все свое барахло в одном чемодане?

В ее тоне Халли расслышала высокомерие и снисходительность или раздражение, а возможно, и то, и другое. Девушка забросила оба чемодана в оранжевые грузовые сани.

– Что вас сюда принесло? – спросила женщина. – Никто не приезжает на зимовку так рано.

Теперь в ее тоне слышалась злость, и Халли изо всех сил старалась понять, в чем дело. Беспричинный хронический гнев? Впрочем, необходимость покинуть теплую уютную станцию и по стоградусному морозу тащиться за каким-то бестолковым визитером вполне могла послужить причиной. После приступа кашля женщина с трудом отдышалась. Выпрямившись, она сделала осторожный вдох.

– Не очень хороший у вас кашель, – сочувственно произнесла Халли. – Бронхит?

– Полярная простуда. Не волнуйтесь, вам этого тоже не избежать. Так, значит, вы все-таки на зимовку?

Женщина уселась на снегоход и знаком велела прибывшей сесть позади нее. Ветер уже пробрал Халли до костей.

– Тут все время так дует? – спросила она.

– Нет.

– Это хорошо.

– Я хотела сказать, что обычно ветер намного сильнее.

Прежде чем запустить мотор, женщина посмотрела на Халли из-за плеча внимательным взглядом.

– Теперь до меня дошло. Вы приехали на замену той самой пробирке, которая умерла, верно? Как же ее звали?..

– Ее звали Эмили Дьюрант, – ответила Халли.

– Добро пожаловать в ЖОПУ, – объявила бочкообразная женщина. – А расшифровывается это как…

– Как это расшифровывается, я в курсе. ЖОПА – это «Исследовательская станция «Амундсен-Скотт» – прервала ее Халли, обретя наконец возможность дышать. – Выглядит как «Мотель номер шесть» на ходулях.

Они стояли возле парковки снегоходов рядом с желтыми ступеньками лестницы, ведущей к главному входу в станцию.

– Ветры дуют ниже, поэтому здесь не образуются снежные заносы. А иначе пять лет – и мы погребены. Как это произошло со «Старым полюсом».

– Так, значит, жизнь существует здесь во всех проявлениях? Люди живут, работают – в общем, все как обычно?

– Теперь да. Летом все разъезжаются. Пробирки завершают свои проекты. Остается только костяк команды обслуги.

– Пробирки? Обслуга?

– Полярный сленг. Научные работники – это пробирки. Те, кто обеспечивает им условия и оказывает помощь, например я, – обслуга. Нас еще называют амбалами.

Войдя внутрь, они пристроили чемоданы Халли у стены и сбросили верхнюю одежду. Женщина оказалась чуть тяжелее и приблизительно на пять с лишним дюймов ниже Халли, рост которой составлял пять футов десять дюймов, а вес – сто тридцать шесть фунтов. Каштановые волосы «аборигенки» были подстрижены «ежиком», а нечистую кожу щек покрывали пятна застарелой угревой сыпи; она взирала на мир взглядом собаки, часто получающей пинки. Пристально посмотрев на Халли, женщина сразу оценила ее внешность: светлые, почти белые волосы, высокие скулы; большие синие, как бирюза, глаза. Негромко присвистнув, она сказала: