Эта мысль вызвала в груди вспышку тепла. Бабушка многое обновила и заменила, но кухню не тронула. Помнит, как люблю это место.

Мне даже немного взгрустнулось. Мы сильно отдалились, с тех пор, как я поступила в университет и съехала в свое съемное жилище. С того момента, отец начал брать более длительные проекты заграницей, а бабушка разошлась с путешествиями, женихами и искусством.

Отчасти, я их понимаю. Пока мы воспитываем детей и озабочены их обеспечением, не так сильно замечаем свои собственные проблемы. Свою боль, свое одиночество, свой возраст и свои несбывшиеся мечты. Будущее ребенка превращается в цель, которой ты заменяешь свою. Но я выросла и взяла полную ответственность за свою жизнь и свое благополучие. На этом, ушедшие с головой в мое развитие папа и бабуля, растерялись.

И, честно говоря, я понятия не имею, стоит ли мне как-то вмешиваться и пробовать снова объединиться, или же им так лучше. В конце-концов, все мы — взрослые люди. У бабушки мужчина, у отца может, дай бог, вскоре появится женщина… И у меня кто-то да нарисуется. Не будем же мы снова жить все вместе в самой попе… Волково!

За такими серьезными тяжелыми размышлениями, я и занималась выпечкой. Надеюсь, печенье не получится с привкусом горькой взрослой жизни.

К слову, о ней.

По окончанию медицинского, я стала врачом в ветеринарной клинике, в которой подрабатывала практически с первого курса. Мы, с Владимиром Семеновичем, уже практически породнились. Заниматься тем, что любишь, за вполне удовлетворительную плату и в приятном дружном месте — редкость. И потому я безумно дорожу своей работой! Это и является одной из причин, по которым наши с семьей дороги разошлись. Их, как и маму, всегда тянуло куда-то туда… В новые горизонты. Меня такой образ жизни не впечатляет.

Печенье я ела под осуждающий взгляд Графа. Собака смотрела на меня глазами, полными вселенской обиды. У меня даже пара кусочков поперек горла стали. Но делиться вкусняшкой я не рискнула — уж очень сладким получилось тесто. Не хватало провести весь свой отпуск там же, где и работаю. Тем более, былой молодостью и резвостью пес уже похвастаться не мог. На него сейчас неправильно подыши — и на пару месяцев лечение и хлопоты. Навидалась я пожилых мучений породистых собак.

С удовольствием слопав половину своего же печенья, я щелкнула обижульку по влажному носу и отправилась в спальню. Первый день прошел легко и весело, но новая обстановка чрезвычайно утомляла. Не терпелось завалиться в огромную мягкую постель, что, в свое время, была мною так горячо любима. Что я и сделала.

Ночь была, ожидаемо, беспокойной. Мне всегда плохо удавалось быстро адаптироваться на новом месте. Неспокойный разум блуждал по каким-то кочкам, развалинам и темным дремучим лесам, где мои тревожность и пожизненный страх темноты не давали покоя даже сквозь сны.

Проснулась я не, как полагалось, утром, а глубокой темной ночью. От лая. Я бы даже сказала, какого-то отчаянного собачьего рева.

Перепугавшись, вскочила и понеслась вниз, думая, что с собакой что-то приключилось. Может поранился или неудачно упал с лестницы — черт их, непосед, знает! Или, не дай бог, стащил остаток моего печенья и все-таки, балбес, долакомился!

Но причина моего будоражащего пробуждения была обнаружена посреди гостиной невредимой и вполне бодрой.

– Боже, Граф! – выдохнула, хватаясь за сердце. – Ты что, мстишь мне так за жадность?

Выражение крупной морды не изменилось. Пес продолжал топтаться на месте, снова громко лая.

Лишь присмотревшись, я поняла, что он чем-то обеспокоен. Мягкие уши вжались в голову, темные глаза метались от меня к выходу, а пушистый хвост был плотно прижат к задним лапам. Для четвероногих, крайне настораживающее поведение.