Яхта тихо покачивалась на волнах. Становилось очень душно. Правда, у горизонта появились облака. Сейчас они занавесят солнце, и будет возможность еще позагорать. Я, напрягшаяся с момента знакомства с мужчинами, наконец расслабилась и мелкими глотками потягивала прохладное вино.

– Рафат, а давайте поедем к тем скалам? – Алиска показала на едва видневшуюся зубастую темную неровность над поверхностью воды.

– Что захотите, принцесса. Наверху будет лучший вид, – ее спутник вышел из-за основного штурвала. Они поднялись.

Оставшись наедине со вторым парнем, мы немного помолчали, смотря по сторонам. Море мерно постукивало о края яхты, горизонт покрылся синеватой дымкой, легкий ветер играл с флагом. Я пыталась вспомнить, как зовут этого мужика.

– Рафат, ты облака видел?

– Хасан, не паникуй, я все видел. Мы туда и обратно. Успеем, – отмахнулся от него друг. Мужик еще раз хмуро взглянул на облака и неуверенно улыбнулся мне.

– Кем вы работаете? – спросила я, чтобы прервать молчание, которое постепенно стало напрягать. Мужчина растерянно улыбнулся, приподнял брови и почесал подбородок. Я вздохнула, вечер будет долгим. – Ну, работать. Work1, работа.

– А! Работа. – английский он понял, уже хорошо. Значит, будем общаться на смешении всех языков. Я усмехнулась, глядя, как парень подбирает слова. – Стоматолог.

А, теперь понятно, откуда у них такие белоснежные улыбки. И парень пытался играть в «крокодила». Жестами показать зубную боль и лечение. Схватился за щеку, покачал ее, зажмурившись. Потыкал в себя пальцем и сказав: «Вжух-вжух», – принялся тыкать в рот там, где болел зуб. Было довольно забавно, с учетом того, что я знала ответы. Но облегчать его участь совершенно не хотелось.

Пока мы пытались общаться, смешивая английские, русские и турецкие слова, часть показывая жестами, яхта подплыла к скалам. Ближе подходить было нельзя из-за рифа, который мог повредить дно. Выйдя из стеклянных дверей на палубу, чтобы лучше разглядеть гряду, я заметила, как стало ветрено. Облака – белые плотные с явно различимой границей внизу, словно обведенные карандашом, – приблизились и уже начали обходить нас с одной из сторон.

– Рафат, давай возвращаться. А то еще дождем накроет и будет плохо, – закричал тот, кого я не могла вспомнить.

– Да знаю я, успокойся, – яхта натужно, сопротивляясь ветру, повернулась в сторону берега, которого уже не было видно.

Да-а-а-а, далековато мы заплыли, и ветер мне совершенно не нравится. Мужик, заметив мое беспокойство, на ломанном русском проговорил:

– Домой едем, дождь может начаться. Идите в комнату, там спокойнее.

Алиска, зябко ежась от ветра, спустилась ко мне. Села на диванчик рядом. Даже она, вечно активная, заподозрила неладное и тревожно зашипела.

– Что они там говорили?

– Боятся, что нас накроет дождь, – также шепотом ответила я.

– Интересно, а что в этом такого страшного? – она пожала плечами, но при этом обеспокоенно стала смотреть в окно.

Облака мешали друг другу, суетились, старались поглотить небо. Казалось, что небесная канцелярия балуется с настройками камеры. Вода, прозрачная, голубого оттенка, резко потемнела, приобретая все более насыщенный синий цвет. Волны, вначале легко гладящие корму, постепенно стали вязкими. И яхта переваливалась через них, как старая гусыня.

Ветер бил с разных сторон. Внезапно плотной пеленой обрушился дождь. Следом пришла свирепая, не прощающая стихия. Она перемешала небо, землю, воду и ветер. Потоками обрушивалась на края хрупкого судна, кидала нас по помещению, резкими рывками стаскивая с диванов. В один из моментов нас бросило вперед, и потом пол ушел из-под ног. Я приложилась головой о потолок. Последнее, что промелькнуло в голове – это анекдот. «Шел пьяный мужик домой, и на него напал асфальт – и так три раза».