-- Ну, раз так, спрашивай, сынок.

-- Что такое стая, мама?

Женщина смотрела на меня испуганно и беспомощно, прижав ладонь к сердцу, помотала головой, как бы отгоняя дурные мысли и с надеждой спросила:

-- Сынок, ты шутишь?

Я неловко улыбнулся, не желая ее пугать, и ответил:

-- Нет, мама, я действительно многое забыл.

Она молчала, о чем-то думая, даже пошевеливала губами, как будто спорила сама с собой. Я терпеливо ждал, но чувствовал себя все хуже и хуже – навалилась усталость, снова начала кружиться голова. Наконец она подняла на меня глаза и охнула:

-- Оскар, да ты совсем бледный! Тебе плохо?

Она помогла мне дойти до кровати, застеленной чистым пахнущим какой-то сладковатой травкой бельем, подтащила скрипучую табуретку, и села рядом, взяв меня за руку.

8. Глава 8

ОСКАР

Это было очень странное, почти забытое чувство – иногда также в далеком детстве со мной сидела моя родная мама. Точно также, как моя мать, она начала поглаживать мне руку теплой, слегка шершавой ладонью.

Разговаривали мы долго. Сперва ей казалось, что я подшучиваю, но потом, поняв, что я действительно ничего не помню, она разговорилась, посматривая на меня с надеждой и периодически спрашивая:

-- Ну, теперь-то вспомнил?

Мне не хотелось ее пугать, и поэтому отвечал я уклончиво, что-то вроде того, что кое-что вспомнил, но неотчетливо. Постепенно она сама увлеклась рассказом.

Мир, который рисовался мне за ее словами, не был точной копией Земли. Сперва, когда она заговорила о стаях, мне почему-то показалось, что это некий аналог земных корпораций, но в процессе разговора я выяснил, что это не совсем так.

Она рассказывала очень подробно, стараясь напомнить мне мельчайшие детали, и большую часть информации я получил не о самом мире, а о людях – ближайших соседях, друзьях прежнего Оскара и даже о его девушках.

Мама искренне пыталась восстановить память сыну, а я с ужасом слушал рассказ о жизни выродка, который раньше занимал это тело.

Меня нельзя назвать верующим или религиозным человеком, но если в этом мире есть Боги, значит, они просто сжалились над бедной Оллой.

Ребенка ей местные боги послали аж на четвертом году брака, и это был, пожалуй, единственный период в ее жизни, который она прожила относительно спокойно. Ее муж любил выпить несколько кружечек эля каждый выходной день, а потом поучить жену уму-разуму.

-- Ты когда маленький был, так за меня заступался! Помнишь? – она дотянулась и ласково погладила меня по голове.

Занимался Терфий, как и многие окружающие, рыбалкой. Рыбу сдавал перекупщикам, но тратить деньги на семью вовсе не спешил – всегда находились более интересные варианты. Посиделки с друзьями, игра в «камушки», ну и, разумеется, непотребные девки. Сдох этот образец семьянина, когда Оскару, а теперь уже, получается, мне исполнилось одиннадцать лет.

-- Ой, сынок! Как же страшно-то мне было! – Олла и в самом деле промокнула углом передника слезы на глазах, вспоминая эту «трагедию».

Мне, признаться, показалось, что она должна была бы испытать облегчение – легче ведь прокормить одного ребенка, чем того же ребенка и здорового мужика. Оказалось, что нет.

-- Да ты что, сынок! – Олла с удивлением уставилась на меня. – Терфий же в стаю входил, а как он помер, так то один не заплатит, то другой, то цену собьют так, что нам и на еду ничего не останется… -- она горестно покачала головой, вспоминая те времена. – Пока этой сайнисы насобираешь в воде по колено, да пока из нее циновок наплетешь – сколько времени уйдет, а потом придут скупщики от стаи и за бесценок все и заберут. Или в город поеду, а там, сам знаешь, каждый норовит свое урвать.