-- Ты так давно не называл меня мамой, сынок…

От ее тона у меня комок сжался в горле. Похоже, мой предшественник был тот еще козлина. Женщина между тем, как бы решившись на что-то заговорила:

-- Оскар, сынок… Всеми святыми тебя умоляю – не пей ты столько! Ведь опять весь недельный заработок спустил. Мне булочник уже и в долг не дает, – она смотрела на меня робко и как-то умоляюще, потом протянула руку и, будто стесняясь, погладила свободно лежащую на столе крупную мужскую кисть.

Мою кисть. Я невольно вздрогнул, и по телу побежали мурашки. Это было точно так, как делала моя мама, там, в той жизни…

-- Мам… Мам, ты не думай… Я… -- мне пришлось откашляться, чтобы продолжить, голос предательски срывался. – Не буду я пить, понял уже, что глупости это все.

Похоже, что разговор этот возникал не первый раз. Женщина глубоко вздохнула, махнула рукой как-то безнадежно и, пряча глаза, заговорила:

-- Оскар, сегодня опять из стаи приходили… Сынок, давай дом продадим? Пропади он пропадом, но ведь в следующий раз синяками не обойдешься! – она говорила торопливо, почти умоляюще, и моя расслабленность начала медленно испаряться.

Я четко понимал одно, эта женщина – мать. На данном этапе – она моя мать. Она совершенно точно не догадывается, что я не прежний Оскар, и, бог даст, никогда не поймет. А этот Оскар, похоже, имеет какие-то свои проблемы, о которых я ничего не знаю. Минуту подумав и аккуратно подбирая слова, я сказал:

-- Мам, ты только не волнуйся… Понимаешь, меня, похоже, вчера по голове сильно ударили…

Она мелко закивала головой, и, чуть не плача, подтвердила:

-- Ой, ночью страху я натерпелась! Тебя ведь когда Гайн в дверь заволок, мне показалось ты и не дышал уже! Не водись ты с ним, сынок, всеми святыми прошу – не водись! Он ведь только пьет на твои деньги. А ежели заступиться или чего другое, нипочем не пойдет. Ведь я как плакала и молилась ночью милостивой Маас. Так-то уж мне страшно было – совсем ты не дышал! Видать сжалилась милосердная: как закончила я говорить, так ты и застонал…

В целом, идея попаданства не была для меня нова. Но одно дело воспринимать это как некую игру ума, сказку для взрослых, и совсем другое - стать попаданцем самому. Да еще в столь странных условиях.

Никаких тебе мечей и магии, уровней в игре или политических интриг. Какой-то нищий приморский поселочек и женщина, которая считает меня непутевым сыном, но при этом любит и жалеет. Я пытался оценивать ситуацию хладнокровно и понимал, что я просто не наберусь духу сказать ей, что пьянчужку Оскара таки прибили вчера в драке.

Мне нужна информация о мире. Вся, какую я смогу получить. Похоже, мой предшественник наворотил каких-то дел и поссорился со стаей. Не слишком представляю, что это такое – стая, но судя по тому, что вчера его добили, лучше бы мне это выяснить побыстрей.

-- Мам, ты только не пугайся, но у меня с памятью что-то. Видать от удара, – я потер шишку над ухом и болезненно поморщился, задев рану на виске, смущенно улыбнулся ее испуганному взгляду и добавил: -- Ты не пугайся, у меня ничего особо не болит, я вполне здоров, а что забыл – ты же мне подскажешь?

-- Сынок, может все же к лекарю сходить?

-- Мама, ты сама сказала, что у нас долги, а лекарю ведь платить надо.

Ляпнул я это наугад, но, судя по примитивному хозяйству и по тому, как выглядел городок, вряд ли здесь могла быть нормальная медицинская помощь. Она неловко пожала плечами, соглашаясь со мной, что да, долгов много, и спорить не стала. Наоборот, поудобней устроившись на скрипнувшей табуретке, сказала: