Я открыла ридикюль, достала карманные часы и положила их на темный, отполированный сотнями рук прилавок.

— Что скажете? — небрежно спросила оценщика.

Ребб осторожно коснулся золотого корпуса своими скрюченными, похожими на птичьи когти пальцами и погладил выгравированные на крышке круги. Они образовывали затейливый узор, запомнить который было невозможно — круги постоянно двигались, перетекая один в другой, становясь то шире, то уже, и меняя свое положение каждую минуту. Папа говорил, что часы создал мастер, владеющий магией.

— Обычная безделица, — с деланным равнодушием посмотрел на меня оценщик, но я увидела, как алчно загорелись его жесткие глаза. — Не стоит и десяти олдеров.

— Вы шутите, господин Ребб? В столице их оценивали в сто пятьдесят олдеров, и это была начальная цена.

— Ах, дорогая вдова Дерт, — притворно вздохнул старик. — Боюсь, мои столичные коллеги попросту ошиблись. Взгляните, это ведь даже не золото, — он поднес к блестящему корпусу лупу и внимательно посмотрел на гравировку. — Подделка. Искусная подделка под мастера Гунара. Но я хорошо знаком с его работами и клеймом, которое он ставил. Видите этот хвостик на именной подписи? В настоящих «Клерво» он должен быть изогнут вниз и в сторону, а здесь — просто непонятная закорючка.

Я слушала оценщика и не верила ни единому слову. Что бы ни говорил старик, его взгляд сказал мне больше, чем язык. Ребб страстно жаждал заполучить часы. А я смотрела на двигающиеся круги и понимала, что не могу отдать любимую отцовскую вещь. Не могу и все. Перед глазами, как живое, возникло строгое мужественное лицо, серьезный взгляд серых глаз, скупая улыбка... Нет. У меня не хватит решимости расстаться с единственной памятью о папе. Лучше переборю гордость и попрошу у полковника Рента прибавку, он как-то обмолвился, что в будущем готов повысить плату за уроки с Бертиль.

— Я, конечно, могу накинуть пару монет и дать вам за них… Ну, скажем, двенадцать олдеров, — Ребб прищурился. — Но это исключительно из моего доброго расположения к вам, госпожа Дерт.

— Вы необычайно щедры, господин Ребб, — решилась я, — но я не собиралась продавать часы. Просто хотела узнать их цену.

Я протянула руку, собираясь забрать «Клерво». Старик сжал цепочку и потянул ее на себя.

— Если вы полагаете, что кто-то даст за них больше…

В маленьких глазках сверкнуло беспокойство.

— Хорошо, я накину еще пару олдеров! Но знайте, это окончательная цена.

— Мне нужно подумать, господин Ребб. Я вовсе не уверена, что готова расстаться с семейной реликвией, — забрав часы, заявила старику.

— Пятнадцать! — выкрикнул тот. — Мое последнее слово!

— Всего хорошего, господин Ребб, — улыбнулась в ответ и захлопнула за собой дверь.

Проклятый крохобор… За полкера удавится.

«А ты что хотела, Кэри? Думала, старый скряга сразу предложит тебе двести олдеров? Размечталась!»

Я вздохнула и раскрыла ридикюль, чтобы вернуть туда фамильную реликвию, но в этот момент меня кто-то толкнул, да так сильно, что я едва удержалась на ногах. Часы выскользнули из рук и упали на звонкий камень мостовой.

— О Боже! — сорвалось с моих губ.

— Забавно, — тут же услышала я низкий мужской голос. — Господом меня еще не называли. Простите, вдова Дерт, я вас не заметил. Вот, держите, — мне в ладонь лег блестящий золотой корпус. — С ними все в порядке. Такие часы невозможно разбить.

Мужчина погладил узорную крышку и провел пальцем по кругу бесконечности, а я подняла глаза и встретилась с задумчивым взглядом темно-серых, почти черных глаз. Ну надо же! Снова он. Кейн. Интересно, что банкир забыл на улице мелких ростовщиков и оценщиков?