– Спасибо, – сказал Гриша и замялся, топчась на месте.

– Ну что еще?

– Понимаете, я паспорт свой потерял. Он у меня сейчас восстанавливается.

– Да? – насторожился главред, но потом махнул рукой. – Ладно, скажи им, чтоб тебя пока так оформили. Потом разберемся. Ну, вот… Начнешь у нас работать, познакомишься с коллективом. Он у нас дружный. Очень, – почему-то после паузы добавил он в конце.

– Да я уже, можно сказать, начал.

– Вот как? – насторожился редактор. – С кем это?

– Со Шруделем.

– Так и знал, – поморщился главред. – Не с того конца знакомство с коллективом начинаешь.

– Да? – испугался Гриша. – А я слышал… он талантливо пишет.

– Кто?! Шрудель?! Интересно, от кого ты это слышал. От него самого, что ли?

– Ну, да.

– Ясно. И он тебе, конечно, рассказал, что в нашей газетенке сознательно гробит свой талант, что работал в самых известных газетах.

– Да, – смутился от такой проницательности Гриша.

– Ну, еще бы. Пил бы меньше да языком трепал. А насчет таланта… Ты ж сейчас пойдешь с ним пиво пить?

– Да, – почти онемел от провидческого дара главреда Гриша.

– Ну, вот пусть он тебе что-нибудь и прочитает из своего раннего. Про Ленина. Сам поймешь. Ну что замер? Иди.

Гриша для вежливости кашлянул и, развернувшись, вышел из кабинета.

На улице его ждал Шрудель.

– Ну что? – меланхолично спросил он. – Встреча прошла в теплой и дружеской атмосфере?

– Пожалуй, – бодро ответил Гриша и поправил на плече сумку.

– И он, конечно, посоветовал тебе почитать мои ранние стихи про Ленина? – равнодушно поинтересовался Шрудель.

Гриша почувствовал, что попал в какой-то заколдованный круг, в котором все идет по хорошо накатанной колее.

– Да ладно-ладно, не боись, – успокоил его Шрудель, – он меня просто плохо переваривает. Всем про моего Ленина говорит.

– А что, хорошие стихи?

– Почему хорошие? Говно, – Шрудель как будто даже обиделся на подозрение в талантливости. – Просто я ж не только про Ленина писал.

– Да?

– Конечно. Я и про Сталина писал.

– А про Сталина лучше?

– Почему? – снова удивился Шрудель. – Тоже говно. Да бог с ними, со стихами. Куда идем?

Гриша, все еще пытавшийся переварить логику собеседника, замялся.

– Я не знаю даже… – сказал он и осекся, поймав на себе недоуменный взгляд.

– Ты что, не москвич?

– Да… то есть не совсем… А куда предлагаешь?

– Махнем для начала в «Ивушку». Или лучше в «Лиру», а? Вдарим по шампанскому. Все-таки пиво – это несолидно для такого события в твоей жизни. Первый материал, так сказать. Ну, как?

– А это где?

Лицо Шруделя, и без того длинноносое и продолговатое, вытянулось в какой-то совершенно немыслимый эллипс.

– Что? «Лира»? На улице Горького.

– Ах, да, – Гриша театрально потер лоб, как будто у него на пару секунд просто отшибло память.

– Старик, ты что, первый день в Москве, что ли? Может, ты еще не знаешь, где улица Горького, а? А я расскажу. От Кремля которая. Главная улица страны. Если улицы страны, – запел он неожиданным козлиным фальцетом, – все собрать в одну…

– Да-да, – смущенно забормотал Гриша, – Я уж понял. Как бы… бывшая Тверская.

Шрудель остановился и пристально посмотрел на Гришу.

– Ишь ты! Тверская. Да ты, я смотрю, орешек непростой. Ну, ничего! Нам расколоть тебя поможет киножурнал «Хочу все знать».

– Кто? – спросил Гриша, но испуганно осекся.

– Слушай, Гранкер, – прищурился Шрудель, – а ты не шпион?

– Какой?

– Японский. С такой-то фамилией! Ну чего смотришь? Израильский, конечно.

– Нет.

– Жаль, – вздохнул Шрудель. – Считай, что ты меня разочаровал.

– А зачем тебе израильский шпион?

– Хочу продать малую родину и махнуть на историческую. Ну, нет так нет. Пошли в «Лиру». А потом в ресторан Дома кино заскочим. Познакомлю тебя с гениальными людьми. «Лира» – местечко, конечно, так се… на тройку с минусом… для пижонов, но в Доме кино сейчас просто никого из гениев нет. Они к десяти туда подгребают.