– Можно подумать, ты побывал и на зоне, и в психушке.

– Не был, – соглашается Джен. – Но каждый день рискую залететь.

– Тебя никто не заставляет это делать, – психанув, Джа выключает телек. – Тебя даже никто не просил это делать. Ты сам вызвался. И схему сам придумал. И дом этот сам выбрал. В котором я теперь сижу как болонка на привязи, даже в бар с девчонкой не выбраться.

– Тебя кто-то наручниками к батарее приковал? – злится Джен. В горле пересохло. – Дай глотнуть. Пожалуйста.

– На кухне возьми. Привык, что все тебе поднесут, подадут и поделятся.

– Да пошел ты, – в сердцах бросает Джен, вскакивает с дивана.

Он идет на кухню, достает банку пива из холодильника и выходит во внутренний двор, схлопотав по лицу сиренью.

Скрипящие лампы осветили железное царство Джена. Он не мастак копаться в отношениях, механика гораздо проще. Однозначнее. Для ее починки достаточно замены деталей. А в людях что заменить? Чтобы совсем не развалиться.

– Привет, красавец, – здоровается Джен с Днепром. – Ну как, посмотрим, что не так с твоей трансмиссией?

Байки никогда не возражают. Правда, иногда показывают характер от недостатка внимания, зато избаловать или перезаботиться о них невозможно. Самые благодарные друзья на свете.

Джену за счастье сменить футболку растянутой, заляпанной солидолом и маслом майкой. В ней даже не потеешь, благодаря прорванной по всему пузу «вентиляции». Еще б можно было копаться в железе без перчаток, но руки такого издевательства не выдержат.

Обычно Джена напрягает безжизненная тишина в гараже. Джа и магнитолу-то ему подарил, чтобы отмазаться от частных гитарных концертов. Но сейчас Джен меняет диск за диском, перебирая внушительную дискографию, пока, плюнув на попытки попасть музыкой в настроение, не выключает магнитолу совсем.

– Нам и уличный шум сойдет, правда? – уговаривает он Днепр и, придвинув подставку с инструментами, садится перед байком.

Найти проблему, оказывается, непросто. Внешне механика выглядит идеально, и детали все стоят оригинальные, но неисправность проявляется снова и снова. Джен уже готов сдаться, бросить строптивый байк до завтра, чтобы утром взглянуть по-новому, на свежую голову, когда в воротах появляется Джа.

– Я тебе не помешаю? – Джа упирается плечом в косяк и его правой руки не видно, но снизу из-за угла заметна дека Кремоны.

– Нет, – мотает головой Джен. Откидывается назад и двигает поближе старый винтовой табурет. – Ой, только протри его, сейчас тряпку найду.

– Да пофиг, – отмахивается Джа. – Этим джинсам уже ничто не страшно.

Его радость от перемирия выдают слишком резкие, неуклюжие движения. Усевшись, Джа крутится на табуретке, подгоняя высоту, устраивает на бедре гитару.

– Заказы, пожелания?

Джен запрокидывает голову, задумавшись.

– А давай нашу!

– Только, чур, на два голоса, – хитро подмигивает Джа и, дождавшись согласного «идет», берет первые аккорды «Глаза тигра».

3.

В горле до сих пор стоит горькая муть и вязкий запах горящей плоти.

Это психологическое, на самом деле Джен и дымом-то не надышался. В этот раз пожарные приехали раньше, а они с Джа опоздали настолько, что вместо покосившегося сарая на выезде из города застали пылающий факел и дымный столп поверх рассветного горизонта. С высоты холма было видно, как пожарные кренятся назад от водяного напора брандспойтов. Тушившие и не подозревали, что внутри горит человек. Хорошо, хоть не заживо.

Тошнотворная вонь – фантомная, подсказанная Джену памятью. Он до сих пор различает чад от паленых волос и ногтей, хотя прошло три часа, уже окончательно рассвело, а вторая стопка водки льется по горлу водой.