Но Юра не кричит, не размахивает руками. Просто смотрит.

Ларий разворачивает меня к залу, заслоняет. Говорит негромко и торжественно:

– Вы увидели то, что пережила и прочувствовала Дым. Я надеюсь, ни у кого нет вопросов о том, почему именно она будет наследовать Орден!

Мама Толли почему-то качает головой. Август снова ковыряет в носу, мама Толли легонько шлёпает его по пальцам.

Юра возвращается на место, вытирает пот со лба рукавом светлой рубашки. Пока он идёт, я замечаю, что на спине его рубашка тоже вся мокрая.

– Давайте возрадуемся!

Все встают, чтобы петь гимн. Я тоже хочу вернуться к своему стулу.

Но Ларий придерживает меня за руку.

– Оставайся со мной, Дым. Учись! Тебе предстоит занять моё место!

До меня только тогда доходит, что я реально буду потом главой Ордена. Самой главной. Самой ответственной.

Я пою вместе со всеми, для меня это очень важно. Вот сейчас всё всерьёз. Так трогательно.

И я шёпотом спрашиваю у Лария.

– А можно, я снова займу ваш платок? А место уже потом!

Он улыбнулся. И становится совсем хорошо.

Жалко, что в зале нет Тай. Она бы тоже за меня порадовалась, я знаю. Жаль, что она не из Ордена милосердия.

Я потом обнимаюсь со всеми. С Юрой очень коротко и неловко. Август на мне повисает, и я боюсь, что он меня перемажет соплями. А мама Толли шепчет:

– После ужина никуда не уходи! У нас с тобой будет важный разговор!

Во время парадного ужина так жарко, что тянет в сон. Меня всё время поздравляют. Но как-то странно:

– Дым, сил тебе и разумных решений!

– Желаю справиться!

Не «поправиться», а именно так. Странно.

И только маленький Август обнимает нормально.

– Дым, ты теперь будешь самой главной? У нас всегда будет тепло?

– Ну, наверное, всегда.

И до меня доходит: если Ларий передаст мне свою должность, куда денется он сам? И почему я? Я же здесь самая новенькая. Ничего толком не знаю. Неужели не нашлось никого другого?

Не я одна задаюсь этим вопросом.

Когда гости расходятся, я слышу обрывок разговора между Ларием и Юрой.

Мы с мамой Толли и Августом убираем со стола, носим на кухню тарелки и блюда, стаканы, приборы, бутылки со сладким питьём. В этом мире нет алкоголя. Ну, или я его ни разу не встречала. Кофе тоже нет. И это хуже.

В общем, мы занимаемся посудой, а Ларий и Юра передвигают мебель, уносят в погреб складные стулья. Там же, в погребе, у Лария комната… или келья? Не знаю точно. А если я стану главной, мне тоже придётся в погребе жить?

Я хочу спросить об этом и обо всём остальном. Но Ларий разговаривает с Юрой. Крышка погреба приоткрыта, голоса звучат вполне чётко.

– Почему она? Есть же и другие? – резко спрашивает Юра.

И я только сейчас поняла, что он не поздравил меня с назначением… ну, короче с этой новостью. Просто обнял и всё… А за ужином мы сидели на разных концах стола.

– Потому что так будет лучше. Будет тепло и свет. Всем будет спокойно. Дым поспособствует.

Юра говорит что-то неразборчивое.

Ларий отвечает негромко, обстоятельно. Как человек, уверенный в своей правоте:

– Она смогла и ещё раз сможет.

– А как же я? Вы же обещали?

– А ты обещал себя сдерживать.

Юра молчит. Может быть, что-то шепчет, но я не могу разобрать.

Стою посреди кухни. В меня врезается Август с глубокой миской в руках. Там мокрое и липкое. Желе!

– Ой!

– Дым! Прости!

– Ну ты куда смотришь вообще?

– А ты чего тут стоишь? Мама Толли сказала, чтобы ты к ней подошла.

В гостиной мама Толли приподнимает за углы белую вышитую скатерть. На ней новым узором крошки, пятна. На столе, раздвинутом большим треугольником, следы больших стаканов, тёмные кружочки на полировке.