– Зато дело его живёт, – заверил меня этот мутант.

В другой раз я спросил его, какого хрена он делал в украинской националистической группировке.

– У тебя даже фамилия не украинская, – сказал я ему.

– Я, вообще, наполовину еврей. По мамкиной линии, – ответил он, чем окончательно меня запутал.

Мы на станции «Бибирево». Стоим, ждём, пока Шилов мочится за ларьками возле небольшого рынка.

– Куда мы идём? – спрашиваю я Готье.

– Нужно с одним человеком увидеться. Он здесь недалеко на частной party отвисает.

– Чё, мля, за party? – спрашивает, застёгивающий на ходу ширинку, Фыл. – А пиво? А боулинг?

– Чувак, дай мне дело сделать, а?! А потом будешь катать шары до утра.

– Мля! Сразу бы сказал, а?! Мы бы тебя лучше там подождали. Может, каких тёток зацепили бы…

– Не кислячь. С тобой сексом можно только за деньги заниматься.

Жу хихикнула. Шилов улыбнулся.

– Чё за party? – спросил, наконец, и я.

– Да так… одни устраивают… Но ваще-то прикольно. Я как-то был.

– На «Серебряного мудака» потянет?

– Сам посмотришь… – и уже Шилову. – Там и тётки. Пошли.

– И они пошли, – сказал Шилов.

Домофон ответил почти сразу. Хриплый голос сквозь обрывки музыки спросил:

– Кто?

– Вы всё ещё кипятите? – произнёс Готье. – Тогда мы – к вам.

Дверь подъезда щёлкнула.

– Это чё ещё было? – Фыл поставил пустую банку на пол лифта.

– Типа пароль. Вместо флаера. Закрытая вечерина.

На восьмом этаже – звонок в обитую дермантином дверь.

Я почти сразу понял, куда попал. Слышать – слышал. Но видеть не доводилось. Не знаю, как в этой квартире можно жить. Потому что мебели, кроме нескольких надувных диванов, я не увидел. Зато здесь были непонятно куда спрятанные зелёные светильники, заливающие всё пространство ядовитым, неестественным светом. Очевидно, хозяин снёс несколько стен в этой пятикомнатной халупе, из-за чего получилась не слабое по размерам помещение. В которое влезла туева хуча народа.

– Хе… – сказал Фыл, – это чё, типа «матрица»?

По всему пространству гигантской комнаты кто-то расставил колонны из разнокалиберных телевизоров, на экранах которых постоянно сменялись многочисленные цифры и геометрические фигуры. Из спрятанных динамиков валит мощный ломаный бит. Мы медленно продвигались среди многочисленных гостей.

– Чё эт-такое? – спросил меня Фыл, цапнув с ближайшего стола бокал чего-то алкогольного и мерзкого с виду. – А?

– Харизматематики, – ответил я.

На небольшом возвышении какой-то чувак, стоя за dj-скими приблудами, извлекал из винила и семплеров тот пульсирующий шум, который мы слышали. Другой пожилой чел, похожий на профессионального мудака, изредка читал с листа заунывные, непонятные фразы. Самое понятное происходило на другом возвышении. Круглом и непрерывно вращающемся. Там извивалась под ритм обнажённая тётка с чрезвычайно качественными сисями и татуировкой чуть повыше попы.

– А она типа хариз… – Шилов запнулся —…математрица?

Харизматические математики. Харизматематики. Я вдруг понял, что пожилой мудак с микрофоном и есть тот самый Любомир, о котором я слышал. Чё там у него в черепной коробке происходило, я, понятно, знать не могу. Но это псих объявил, что Бог – сверхмегасложное уравнение. Высший цифровой разум. Формулы, цифры, числа. Захотел создателя всего сущего вычислить. Возвести в степень. В куб. Разделить, умножить, сложить, вычесть. Разбить на дроби. Извлечь из корня Господа Нашего.

Я сообщил всё это Фылу, который высосал уже второй стакан коктейля. Мы подошли поближе к крутящейся, похожей на барабан, штуковине.

– Настоящая, – сказал Шилов, кивнув на извивающуюся в такт музыке участницу шоу. Разговаривать приходилось чуть не крича друг-другу в уши. Но я понял, что он имел в виду: судя по светлым волоскам на лобке, блондинкой она была настоящей. Вокруг нас пританцовывали и слонялись с бокалами пара десятков симпотных тёток. Но на эту, ясное дело, смотреть было интереснее.