Однако на следующее утро прекрасный Аженор, войдя в туалетную комнату своей новой любовницы, обнаружил на столике перед зеркалом баночку с мазью. Поскольку у него были обветрены губы, он решил, что неплохо было бы смазать их находящимся в баночке жирным веществом. Увы! Как рассказал один автор мемуаров, «к его огромному удивлению, губы его слиплись и сжались до такой степени, что весь рот стал представлять лишь такое маленькое отверстие, что туда не пролазил даже палец…».

Услышав эту историю, Евгения оскорбилась, как никогда…

Мартовским вечером 1853 года во дворце Тюильри проходил большой костюмированный бал. Император через полуприкрытые ресницы поглядывал на придворных дам «с видом лиса, стерегущего курятник».

Вдруг взор его загорелся. В зале появилась некая молодая женщина в странном наряде: вырез ее платья был настолько глубоким, что давал возможность увидеть почти полностью самую красивую в мире грудь.

Император дрожащей рукой принялся теребить свои усы…

Императрице Евгении это зрелище удовольствия не доставило вовсе. Больше того, оно возмутило ее.

– Плечи показывать надо, – произнесла она, – но не до самого же пупка!

В этот момент декольтированная молодая женщина обратилась к президенту Дюпену, не отводившему взгляда от столь смелого декольте:

– Почему вы так пристально меня разглядываете, мсье президент?

Господин Дюпен ответил комплиментом:

– Дорогая мадам, я восхищен оригинальностью вашего наряда… Что же он символизирует?

– Я – Амфитрита, богиня моря…

Господин Дюпен улыбнулся:

– Ах, Амфитрита!.. Ну да, конечно, богиня моря… Но сейчас на море, наверное, отлив?..

Покраснев от смущения, молодая женщина ретировалась.

Императрица слышала этот диалог. Но он ее отнюдь не развеселил, как можно было бы ожидать. Напротив, она показала, что шокирована этой грубой шуткой. И несколько месяцев после этого случая она не приглашала Дюпена на свои приемы…

Ибо Евгения, несмотря на свою вольную юность, была очень стыдлива. Ее суровое отношение к распутству сопровождалось, кстати, ненавистным отношением к постельным забавам. Будучи лишена сексуальности, бедная императрица называла «грязными» галантные выходки своего мужа…

Многочисленные анекдоты показывают непримиримое отношение императрицы к вольным словам и поступкам.

Однажды Проспер Мериме, показывая ей аббатство Клюни, наклонился и прошептал ей на ухо:

– Здесь я запрещаю вам поднимать голову вверх!

Евгения гордо подняла подбородок:

– Хотела бы я знать, кто именно сможет мне запретить что-либо! – произнесла она немедленно.

И, подняв голову, увидела над собой фреску, на которой художники XIII столетия смешали порок, символизм и распутство. Там был изображен монах, довольно-таки фамильярно обращающийся с толстенной свиньей…

Побледнев от гнева, Евгения сильно ударила по руке Мериме зонтиком от солнца.

– Так, значит, вы добивались должности смотрителя исторических памятников только для того, чтобы показывать мне подобные гадости? Тогда примите мои поздравления!..

И потребовала у ошеломленного автора «Коломбы» немедленно отвезти ее в Тюильри.

Отметим, что эта чрезмерная стыдливость сочеталась с некоторой наивностью. Придворные обратили на это внимание во время посещения императрицей одной из выставок. Остановившись перед статуей, названной «Целомудрие», она высказала свои замечания:

– Плечи слишком уж узки. Это некрасиво!

Сопровождавший ее Нойверкерке позволил себе заметить на это, что фигура юной девы и должна быть менее развитой по сравнению с фигурой женщины и что «эта неразвитость тела и является частью целомудрия».