На все эти проявления мальчишеской любви Евгения отвечала умилительным старанием. Она была избрана, выделена монархом из толпы. В соборе Парижской Богоматери стала законной женой императора, а посему считала, что должна была, как всякая уважающая традиции испанка, проявлять по отношению к Наполеону III знаки расположения и нежности, которые вскоре (и это совершенно понятно) зародились в ее сердце.

По прошествии нескольких дней такой идиллической жизни Эжени попросила мужа отвезти ее в Трианон. В начале своего царствования она пожелала посетить те места, где Мария-Антуанетта прожила свои самые счастливые дни.

Наконец 7 февраля монаршая чета вернулась в Париж, и императрица обосновалась во дворце Тюильри.

И немедленно вписалась в ту роль, которую ей предстояло играть семнадцать лет. Да, именно роль. Ведь не зря она написала своей сестрице Пако:

«Начиная со вчерашнего дня меня называют все “Ваше Величество”, и мне кажется, что все разыгрывают комедию… Когда я играю роль императрицы, то стараюсь вести себя очень естественно…»

И она играла роль самой элегантной, самой улыбающейся и самой изысканной государыни в Европе. Она усердно училась этому у одной актрисы.

Ибо коварная судьба избрала учительницей императрицы комедиантку Рашель, и дворцовая прислуга с удовольствием наблюдала, как бывшая любовница Наполеона III обучает императрицу тонкостям реверанса…

Такое слегка преувеличенное чопорное поведение Евгении не всегда, следует признать, сочеталось с довольно вольным поведением императора. Она всегда называла его «сир» и обращалась на «вы», а он говорил ей всегда «ты» даже на людях. Обращаясь к ней, называл ее просто по имени, произнося его как «Южина»…

Императрицу шокировала вольность речи венценосного супруга, поскольку Наполеон III обладал очень своеобразным словарным запасом и имел явную склонность к похабным историям, которые он знал в огромном количестве…

Однажды он вогнал ее в краску рассказом о случае, произошедшем с капитаном следопытов по фамилии Дюваль. Этого офицера пригласила в гости некая принцесса, на которую он давно поглядывал глазами голодного волка. Собираясь на свидание, он рассказал о приглашении своим приятелям, которые, естественно, не преминули отпустить по этому поводу множество шуточек:

– Когда отправляешься к мадам Пютифар, – воскликнул один из них, – надо быть готовым уйти, как Иосиф…

– Не беспокойтесь, – ответил Дюваль. – Эта принцесса ничем особенным не привлекательна.

Она здорова, как кит, и у меня нет ни малейшего желания становиться ее любовником…

На следующий день приятели спросили Дюваля:

– Ну что?.. Вернулся, как Иосиф?..

Дюваль опустил голову:

– Нет… Как Иов!..

Императрица стала и вовсе пунцовой, когда Наполеон Ш рассказал об ужасном случае, происшедшем с одним из придворных.

Этот царедворец (виконт Аженор де Б…) был в некотором роде помешан на половом вопросе, причем испытывал наслаждение только с девственницами. И посему дарил баснословные деньги тем зеленым плодам, которые соглашались дозревать с его помощью. И вот одна юная куртизанка, уже прошедшая курс обучения ремеслу с большей половиной личной охраны императора (так называемой Охранной сотней), решила, что и она могла бы погреть руки на столь ярко выраженной склонности виконта полакомиться «свежатинкой». Она направилась к одной старухе-сводне, которая знала рецепт мази, позволявшей женщинам имитировать невинность, и купила у нее за большие деньги целую банку этой мази.

Спустя несколько дней, наложив чудодейственную мазь в нужное место, она встретилась с виконтом. Тот, обезумев от радости, всерьез подумал, что имеет дело с девственницей.