Натали же, услышав мой вопрос, растерялась. Ненависть из ее взгляда мгновенно исчезла – как будто она и не предполагала такой исход разговора. И, вероятно, тоже задавалась сейчас вопросом: конец ли это нашей дружбе? Через мгновение она снова нахмурилась, но уже как обиженный ребенок, без этой сбивающей с толку злости.

– Даже не думай! – Она состроила язвительную гримаску. – Андрея, боюсь, безумно расстроит твой отъезд. А вообще, знаешь что… если ты готова так легко от него отказаться, значит, ты его не любишь. – Лицо ее снова просияло: – Так что не надейся теперь, дорогая, что я молча отойду в сторону!

Сказав это, она посмотрела на меня со всей холодностью, на которую была способна, развернулась и вышла за дверь.

* * *

Дождь так и лил до самого вечера, навевая на всех скуку. Правда, к обеду произошло кое‑что, что, несомненно, привело всех обитателей усадьбы в хорошее настроение: из своих комнат спустился Максим Петрович! Спустился практически сам, лишь поддерживаемый под руку своей женой. Андрей, который со дня приезда проводил с ним очень много времени, заверил, что общество и короткие прогулки пойдут выздоравливающему Эйвазову только на пользу.

– Вот только волнений вам пока стоит избегать, – сказал Андрей Максиму Петровичу. А взглядом в этот момент обводил почему‑то остальных домочадцев.

– Значит, политические газеты прячьте от меня подальше! – скрипуче рассмеялся на это Эйвазов, и все моментально подхватили его смех.

И даже после обеда, когда Максим Петрович устал и снова поднялся к себе, домочадцы все еще продолжали общаться довольно благодушно. Сидели в гостиной, потому как дождь за окном и не думал прекращаться.

Мадам Эйвазова наперебой с Людмилой Петровной донимали разговорами князя Орлова; иногда вставлял пару реплик и Вася, уже вернувшийся из своей поездки и читавший сейчас газету. Я тоже не решалась уйти, но больше молчала и пыталась сосредоточиться на сюжете книги, что взяла в библиотеке. Даже Ильицкий, хоть и боролся с желанием покинуть нашу теплую компанию, только вышагивал с тоской на лице от одного окна к другому.

Хоть сколько‑нибудь весело было, кажется, лишь Андрею и Натали, которые на пару играли в преферанс, так как все остальные отказались. Андрей выигрывал раз за разом, а Натали, кажется, уже не знала, куда прятать тузы и марьяжных королей из своей раздачи. Почему‑то она считала, что внимания мужчины можно добиться только грубо льстя ему и подыгрывая. Никогда я этого не понимала.

В очередной раз собирая выигрыш, Андрей вдруг сказал:

– Господа, а почему бы нам не поиграть во что‑то всем вместе? В шарады или хоть фанты? Скука же смертная!

– Предлагаю поиграть в «молчанку», – отозвался Ильицкий, глядя на залитое дождем окно. – Как вы на это смотрите, Лиза?

Эйвазова смутилась – ее наигранно веселый щебет с князем и впрямь звучал громче других голосов. Неловкость снова сгладил Андрей:

– Нет, друг мой, увольте, все в этом доме знают, что в «молчанке» у тебя нет конкурентов.

– А давайте и правда поиграем в фанты? Сто лет не играла в фанты! – подхватила затею Натали. – Чур, я вожу!

Она живо подскочила, схватила зачем‑то пустую вазу из шкафа и принялась обходить домочадцев. Те с некоторой неохотой, но все же подчинились.

– Я не знакома с правилами этой игры… – призналась я, когда она подошла ко мне.

– Все просто, – охотно отозвалась Натали, – в эту вазу собираем фанты – какие‑нибудь безделушки от каждого по одной, а потом ведущий, то есть я, не глядя тянет из вазы фант и дает его владельцу задание. Любое задание. Впрочем, если ты не умеешь, то можешь не играть.