– Просто не сдержалась? Ты так это называешь?! – возмущённо восклицает завуч.

– Вы ей жизнь ломаете! Куда она пойдёт? – вытираю щёки тыльной стороной ладони.

– Об этом Есении нужно было думать раньше. Мы неоднократно давали ей шанс.

– Верно, – поддакивает коллега.

– Но…

– Всё, иди, разговор окончен, – Дубовская подходит к зеркалу, отмахнувшись от меня словно от назойливой мухи.

– Елена Моисеевна…

– Марш на урок, Миронова! – выразительно стреляет глазами Степанцова.

– Ну чего же вы такие бессердечные?!

– Я не пойму, мне деда твоего пригласить в школу? – цедит сквозь зубы.

Постояв в кабинете ещё несколько секунд в ожидании снисхождения, ухожу ни с чем. Вернувшись в раздевалку, переодеваюсь, не реагируя на вопросы одноклассников. Благо, они быстро считывают моё настроение и отстают, позволив остаться наедине с собой.

– Миронова…

Поправляю свитер и зажмуриваюсь, чтобы посчитать про себя до пяти.

Один. Два. Три. Четыре. Пять.

– Оль…

Вот даже голос Его мне сейчас глубоко противен.

– Я задел тебя? Сильно больно?

Сильно ли задел. Больно ли мне… Речь про тот его агрессивный выпад, но для меня эта фраза несёт другой смысл.

Молча запихиваю в сумку форму.

– Оль…

Застёгиваю молнию.

– Алё! – раздражается в связи с тем, что я не отвечаю, и пытается развернуть к себе.

– Не трогай меня! – скидываю его руку и зло смотрю в расцарапанное лицо. – Вообще ко мне не приближайся. И не говори со мной. Ясно?

– Давай объяснюсь, – пропускает пальцы сквозь пряди волос. Опускает глаза. Якобы стыдно.

– Объяснишься? Авдеев, ты нормальный?

– Оль, ну прости! Клянусь, это вышло случайно и ничего не значит. Люблю-то я тебя, – заявляет он мне на полном серьёзе.

Смеюсь. Звонко, до эха, отскакивающего от стен.

Любит он. Забавно…

Его, спящего, снимала на свой телефон Кэт.

Его и себя.

Они лежали в его постели под одеялом. Я по ковру и обстановке комнаты это поняла.

– Вообще-то, ты сама со мной рассталась в тот вечер, – выдаёт Никита в свою защиту.

– Надо было сделать это гораздо раньше, – закидываю сумку на плечо. – Например, тогда, когда тебя впервые увидели у её дома. Ладно, уже не имеет значения. Удачи тебе, Никита. С Кэт или с кем-то другим, – хочу уйти, но он меня останавливает.

– Ну сама же виновата, что так произошло. Сколько ты меня морозила?

– Сама виновата, да, – его слова вызывают лишь горькую улыбку.

– Оль, не дури, мы же почти два года вместе были, – вот конкретно в данную секунду вижу в его глазах некий испуг и раскаяние, но мне, честно говоря, как-то по боку.

– Были и были. Сейчас мне противно даже стоять с тобой рядом. Так что… Откуда у тебя эти часы? – мой взгляд задерживается на массивной и дорогой вещице, красующейся на его руке.

– Друзья подарили.

– Какие? Ипантеевские?

Я, может, и не разбираюсь в аксессуарах, но тут этого и не требуется. Даже дурак поймёт, что часы стоят целое состояние.

– Носишь награбленное?

– С чего ты взяла? – цокает языком.

– С того. Совесть не замучает?

– Не замучает.

– Погоди, – прищуриваюсь. – Ты что, теперь с ними, да? – предполагаю в ужасе, сложив в голове два и два.

– Не твоё дело. Хотела валить? Вали... – бросает он зло.

********

Оставшиеся уроки проходят как в тумане. Я очень переживаю за подругу. Сенька весь день не берёт трубку и не отвечает на сообщения. А ещё… как бы я не хорохорилась там, в раздевалке, перед Авдеевым, на душе-то раздрай полнейший. Предательство человека, которого ты действительно считал близким, разрушило нечто хрупкое у меня внутри. Наверное, веру в искренние чувства. Во что-то чистое и настоящее.

В кармане вибрирует телефон, поставленный на беззвучный режим.