Зазвонил телефон. Для него это прозвучало как сигнал к передышке от битвы.

Он поднялся с дивана и взял трубку.

– Дэйв, это Марк.

– Да.

– Я только что поговорил с Кадди, она сказала, что встретила тебя в саду для медитации.

– Было такое.

– В общем… короче, мне как-то неловко, что не познакомил вас, когда была возможность. – Он помедлил, как будто ожидая ответа, но Гурни молчал.

– Дэйв?

– Я слушаю.

– Словом… я хотел извиниться за то, что не представил вас. Это было с моей стороны невежливо.

– Ничего страшного.

– Ты уверен?

– Конечно.

– Кажется, ты расстроен.

– Я не расстроен, хотя меня несколько удивило, что ты ничего про нее не сказал.

– Ну… да… у меня столько всего на уме, что как-то даже в голову не пришло. Ты слушаешь?

– Да.

– Ты прав, должно быть, это выглядит странно, что я не рассказал тебе про нее. Но я действительно не сообразил. – Он помолчал, затем добавил, с неловким смешком: – Думаю, психолог нашел бы это примечательным: забыл упомянуть, что женат.

– Марк, дай я у тебя кое-что спрошу. Ты мне всю правду говоришь?

– Что?.. Почему ты спрашиваешь?

– Слушай, не тяни резину.

Последовала долгая пауза.

– Знаешь, – наконец сказал Меллери, вздохнув, – это долгая история. Я не хотел впутывать Кадди в этот бардак.

– Про какой бардак ты сейчас говоришь?

– Про угрозы.

– Она не знает про эти письма?

– В этом нет необходимости. Они просто напугали бы ее.

– Наверняка она знает про твое прошлое. Она же читала твои книги.

– Она знает. Но эти угрозы – совсем другое дело. Я просто не хочу, чтобы она волновалась.

Это показалось Гурни почти убедительным. Почти.

– А есть какая-то часть твоего прошлого, которую ты особенно тщательно хочешь скрыть от Кадди, от полиции или от меня?

Неуверенная пауза, за которой последовало «нет», настолько явственно противоречила отрицанию, что Гурни засмеялся.

– Что смешного?

– Я не знаю, можно ли тебя назвать худшим лгуном из всех, кого я знавал, Марк, но ты явно в десятке лидеров.

После еще одной долгой паузы Меллери тоже начал смеяться. Это был приглушенный, вымученный смех, напоминающий сдавленные рыдания. Затем он произнес упавшим голосом:

– Что ж, когда все прочее не работает, остается только сказать правду. А правда в том, что вскоре после нашей с Кадди женитьбы у меня был краткий роман с женщиной, которая была гостьей института. Это было чистое безумие с моей стороны. И все закончилось плохо, что любому здравомыслящему человеку было бы ясно с самого начала.

– И?..

– И все. Я вздрагиваю при одной мысли об этом. Эта история связывает меня с моим прошлым, со всей его грязью – эгоизмом, похотью, порочными мыслями.

– Может быть, я чего-то не понял, – сказал Гурни. – Но как это связано с тем, почему ты мне не сказал, что женат?

– Ты будешь думать, что у меня паранойя. Но я подумал, что тот роман может каким-то образом быть связан с этой историей с письмами. И я испугался, что если ты узнаешь о Кадди, ты захочешь с ней поговорить, и… последнее, чего я хочу, – это чтобы она узнала о том безрассудном, идиотском романе.

– Понимаю. Кстати, а кто владелец института?

– В каком смысле владелец?

– Разве существует несколько смыслов?

– Духовно я владелец, потому что программа основана на моих книгах и записях.

– Духовно?

– Юридически всем владеет Кадди – недвижимостью и остальным вещественным имуществом.

– Любопытно. То есть ты главный акробат, но цирк принадлежит Кадди.

– Можно и так сказать, – с прохладцей ответил Меллери. – Думаю, пора вешать трубку. Арибда может позвонить в любой момент.

Он позвонил ровно три часа спустя.