Впрочем, сегодня, в первый день, нас особенно напрягать не стали: после экскурсии закрепили за начальниками отделов, провели инструктаж по технике безопасности и отпустили домой. Вспомнив, что меня просил заглянуть к нему Илья, тоскливо машу Женьке на прощание и снова поднимаюсь на последний этаж. Интересно, что же ему нужно?

Секретарша легко пропустила меня в кабинет, и я вошла с тихим стуком; Илья стоял, опёршись бедром о подоконник, и о чём-то сосредоточенно думал, но сразу выплыл из раздумий, когда я вошла.

– Хорошо, что вы пришли, – прозвучало в тишине. – Идёмте со мной.

Пожав плечами, поплелась следом, на ходу пытаясь вспомнить, не натворила ли чего за сегодня, чтобы у него появилось желание вышвырнуть меня с практики, но в голову так и не пришло ничего путного. Правда, когда он остановился возле двери с блестящей табличкой «Кайданов Н. И. Гендиректор», поджидая меня, а после толкнул её, приглашая войти, я засомневалась в своей памяти: похоже, она уже как швейцарский сыр – в крупную дырку.

А иначе зачем меня вызвали на ковёр к Царю Царей?

Кабинет Николая Ивановича Кайданова был чем-то похож на кабинет его сына, разве что тут преобладали тёмные тона, хотя света было не меньше. Он активно общался с кем-то по телефону, проверяя лежащие перед ним документы, и я ощутила себя не в своей тарелке.

– Кажется, он занят, – шепнула стоящему рядом Илье. – Может, зайдём попозже?

Он фыркнул и послал мне насмешливый взгляд.

– Это не деловой звонок, сейчас освободится.

И как по волшебству, Николай Иванович кладёт трубку, будто только и ждал этих слов от сына. Он замечает нас, поднимается из-за стола, застёгивая пиджак на пуговицу каким-то отработанным, машинальным жестом, и... широко мне улыбается.

– Ну, здравствуй, Олеся.

От неожиданности я даже опешила и почти разинула рот.

Они что же...

– А ты думала, я тебя не узнаю, Рыбка? – уже откровенно засмеялся Илья, потрепав меня по голове. – Или наоборот надеялась на это?

И прежде так делать любил, а меня это вечно злило, но почему-то не сегодня. Хотя вот прозвище моё спокойствие пошатнуло: в присутствии Ильи я всегда забывала, как пользоваться языком, и потому чаще молчала, за что и прослыла Рыбкой. Сдаётся мне, он прекрасно знал, что меня в его присутствии клинит, вот только делать с этим ничего не спешил.

– Как же ты выросла! – Николай Иванович подошёл ближе и, некрепко прихватив меня за плечи, как-то по-семейному тепло обнял. – Не думал, что мы вот так встретимся! Как поживают Надя и Тамара Степановна?

Вот! Вот, как надо отзываться о людях, которые тебе дороги! Хоть они и были просто соседями, дядя Коля всегда был с моей мамой и бабушкой вежлив и помогал по мере необходимости, а не упрекал в плохом воспитании дочери или угрожал! Кое-кому стоило бы у него поучиться уважению, а уж потом предъявлять претензии за неподобающее отношение, которое он, между прочим, заслужил...

Вспоминать об ушедших сейчас уже было не так больно, так что я даже смогла улыбнуться, пусть и печально.

– Мама умерла через год после вашего переезда, а бабушка скончалась почти четыре года назад. Теперь они обе в лучшем мире, и я почти уверена, что бабушка с того света ворчит на меня за то, в какую свалку я превратила её квартиру.

Увы, мою шутку мужчины не оценили – только переглянулись и сочувственно вздохнули.

– Мне очень жаль... – искренне произнёс Кайданов-старший, в то время как Илья участливо погладил меня по плечу. – Если тебе что-то будет нужно...

– Я привыкла сама о себе заботиться, – немного резковато отказалась, потому что терпеть не могу чьей-либо жалости и подачек, и тут же прикусила язык. – Но спасибо.