Радуюсь одному: все три встречи, которые у нас случаются, происходят не наедине. Дважды пересекаемся в переговорной, но рядом с ним в те моменты находится Эля, вцепившаяся в его локоть так, словно боится, что Горин сбежит. Один раз я захожу к заму Кобаля, чтобы уточнить цифры по не дающему покоя договору, и натыкаюсь на всю троицу дипломников, получающих ЦУ от их временного куратора.

Здороваются студенты все, я им киваю, но только от взгляда и голоса одного почти забываю, зачем заходила.

Семен возвращается из командировки третьего февраля. Приезжает домой с цветами под мышкой и коробкой капкейков, украшенных сливочно-творожным кремом и свежими клубникой и ежевикой.

– Анют, я скучал, – заявляет с порога и тянется поцеловать в губы.

Меня же с головой накрывает странное чувство неправильности. Будто это не мой муж, а чужой человек нарушает личностные границы. Посторонний мужчина. Тот, от кого я всего за каких-то четырнадцать дней умудряюсь отвыкнуть.

– Привет, – в последний момент успеваю повернуть голову, и теплые губы мажут по краешку рта и щеке. – Спасибо, очень мило. Обожаю эти пирожные.

– Рад, что угадал, – Кобаль прожигает меня внимательным взглядом темных глаз, легко улавливая прохладу, но, к счастью, мой маневр никак не берется комментировать.

Впрочем, чтобы его уколоть, мне хватает и другого.

– Да, твоя Ольга Павловна – настоящее сокровище, прекрасно знает мои вкусы, – хмыкаю, разворачиваясь и направляясь в сторону кухни, чтобы поставить пирожные на стол и включить чайник.

Как говорится: война войной, а обед – по расписанию.

От сладостей я не откажусь по-любому.

– Чернакова не имеет к подаркам никакого отношения, Аня, это… я купил сам, – молчит с минуту и тише добавляет. – Заезжал на Шкапина в «Дейзи Кейк».

Застываю на пару мгновений и медленно оборачиваюсь, чтобы еще раз взглянуть на супруга. Сейчас он меня реально удивляет. Первый раз на моей памяти покупает цветы и сладости сам, без помощи секретаря.

Сглатываю и медленно протяжно выдыхаю, выпуская на волю вместе с воздухом всю обиду, которая, оказывается, во мне копилась и назревала.

– Спасибо, Сём, – произношу с чуть кривоватой улыбкой, но уже точно ненатянутой.

Да, для кого-то этот поступок покажется примитивом, не стоящим такой радости, чтобы делать шаг навстречу. Меня же он словно размораживает, как и слова, сказанные тихо на ухо:

– Анют, прости меня, идиота. Я много думал. Мне очень стыдно за свой скотский поступок, и я не стану всё сваливать лишь на алкоголь. Я виноват. Признаю и постараюсь со временем загладить свой грех.

Кобаль обнимает меня как хрустальную вазу, прижимает к себе и легонько поглаживает по спине.

Первые несколько мгновений чувствую напряжение, а потом постепенно расслабляюсь.

У всех бывают срывы. Может, и у Семена он был, а я просто не заметила?

Нахожу ему оправдание.

– Не отдаляйся от меня, Нюсь, – произносит он, касаясь губами моей макушки. – Обещаю, что подобное больше не повторится.

Киваю, прячу порозовевшие щеки на груди мужа, и еще раз киваю.

Рубить с плеча и рушить всегда просто, сохранять построенное и чинить надломленное – сложно.

Я не хочу уничтожать то, что мы строили с Семёном три года, вот так, не разобравшись до конца в причинах. Каждый заслуживает второго шанса. Вот и я попытаюсь реанимировать наши отношения. Тем более, муж действительно удивляет своей чуткостью, откровенно признавая ошибку и без своего обычного снобизма и высокомерия прося прощения.

Следующие полторы недели напоминают мне времена нашего медового месяца.