Если Монтегрейн виновен, а глава СБ прав, то рано или поздно справедливость восторжествует. Мэл не собиралась никого защищать, но и стать чужой ступенькой к эшафоту не хотела.

Так что сказать Гидеону? Что ничего не узнала? Пожалуй, и правда ничего особенного. И в то же время Монтегрейн обмолвился, что никто не догадывался о том, что все служащие в его доме — дети матушки Соули. СБ не рисковала трогать хозяина этих земель, пока у них не было неопровержимых доказательств его вины, но вряд ли те будут столь осторожны по отношению к конюху или горничной.

А ведь стоит устроить допрос с пристрастием для одного из членов этой милой семьи, то, весьма вероятно, что к остальным не придется даже применять силу — все расскажут всё ради друг друга…

Понимал ли это сам Монтегрейн? Или рассчитывал, что Гидеон не пойдет на крайние меры?

В любом случае, Амелия поняла, что у нее не повернется язык рассказать о родстве матушки Соули, Олли, Ронни, Ланы и Даны. Тогда что? Сказать, что в доме всего пятеро слуг и управляющий, ведущий себя как второй хозяин? Насколько это ценная информация?

Соврать, что прилагает все силы, чтобы втереться в доверие к новому супругу, и потянуть время?

По крайней мере ничего лучше в голову не приходило.

Обгорев на солнце, кончик носа начал чесаться. В поисках тени Амелия свернула с главной улицы на параллельную ей. Новая улочка оказалась гораздо уже, но и менее солнечной из-за нависающих над тротуаром балконов. Лавок тут было меньше, и в основном располагались обычные жилые дома.

Но радовалась тени Мэл недолго. Двухэтажные здания с балконами закончились, и далее по улице, до самых уже виднеющихся невдалеке ворот, располагались лишь одноэтажные домики. Почти все с небольшой огороженной территорией вокруг.

На калитке одного из домов Амелия заметила указывающий во двор металлический указатель с выбитым на нем изображением молота, щипцов и наковальни — кузня. В подтверждение этой догадки откуда-то из глубины двора донесся звук ударов металла о металл.

Мэл замедлила шаг, рассматривая кузнечную вывеску, некрупную, но с удивительно проработанными деталями вплоть до вырисовки соединительного штифта у щипцов — удивительно филигранная работа.

И вдруг, замерев у ограды, как зевака на ярмарке, Амелия услышала знакомый голос, и теперь по-настоящему вросла в землю.

Она определенно слышала этот голос раньше, но он звучал как-то не так, и она не сразу сумела понять, кому он принадлежит. А когда поняла, растерялась окончательно — потому что голос смеялся.

— Ну так ты точно долго будешь учиться, — весело говорил кому-то знакомый-незнакомый мужчина. — Я тебе как сказал стоять?

— Но я же так и стою! — обиженно отозвался другой голос, звонкий, не совсем детский, но и точно не взрослый. Подросток?

Не сумев отказать себе в любопытстве и действуя как самый настоящий шпион, Мэл тихонько приблизилась к калитке и заглянула в широкую щель между металлическим штакетником.

Она не ошиблась: говорил мальчик. Амелия не разбиралась в возрасте детей, но дала бы ему лет четырнадцать-пятнадцать — уже высокий, но по-юношески тонкий, отчего длинные руки и ноги-веточки казались непропорционально длинными по сравнению с остальным телом. Темные вихрастые волосы, то и дело падающие на глаза, смуглая или просто очень загорелая кожа. А в руках — меч. Причем не деревянный и не игрушечный, а самый настоящий полуторный меч с бликующим на солнце лезвием и даже на вид острой кромкой.

Тонкие руки мальчишки были напряжены, однако держал оружие он крепко.