– Ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне понадобится помощь.

– Тогда я не знал, что ты так изобретательна, Таня.

– По-жа-луй-ста, Расул! – давлю интонацией, зажмуриваясь от страха, режущего сердце на лоскуты. – Пожалуйста…

– Кажется, это за вами, – кивает полицейский на моргающий слепящими фарами микроавтобус.

Как настоящий мужчина, он не бросил даму в беде и почти два часа провел в лесу.

Кое-как приглядевшись, замечаю, что номера на пожаловавшем от Хаджаева транспорте немосковские. Окна наглухо затонированы, а над местом водителя, на крыше, установлен проблесковый маячок.

– Серьезный человек этот ваш знакомый, – почесывает затылок Афанасьев. Смотрит на меня с интересом.

– Это точно, – шепчу, разворачиваясь к своей машине. – Тот еще зануда.

Проверив, что за мной никто не идет, достаю из сумки ножницы и распарываю кожаную обивку на спинке водительского кресла. Разбирать его аккуратно времени нет. Бумагу за бумагой достаю доказательства неадекватного поведения Германа: справки из травмпунктов с моими постоянными «случайными» увечьями, заключения от педиатров и детских неврологов о том, в каком состоянии был мой сын, когда мы с мужем только поженились. Здесь же фотографии с камер видеонаблюдения, установленных в нашем дворе. Кажется, в тот день я выбесила мужа тем, что не убрала самокат Луки в гараж, и Гера, не посмотрев в зеркала, резко сдал назад. Наехал на меня. «Случайно» опять же.

Спрятав «досье» в потайном кармане сумки, забрасываю ее на плечо и потуже завязываю пояс пальто. Несмотря на это, под него забирается ледяной ветер. Он волнует шелковую ткань сорочки и вызывает озноб.

Аккуратно достаю из кресла Луку, который, спустя несколько часов истерики, после увиденного в своей комнате наконец-то успокоился и уснул. Поправляю сыну шапочку, натягивая ее на уши.

Иду к дороге. Не оглядываясь. Душа рвется на части от неизвестности, но я с каждым шагом приближаюсь к микроавтобусу.

– Здравствуйте, – здороваюсь с мужчиной в строгом костюме. Явно кавказцем.

– Доброй ночи, Татьяна. Меня зовут Буба, – он быстро обстреливает взглядом стоящие на лесной дороге машины и тянет на себя дверь, чтобы помочь нам устроиться в салоне.

– А ваш автомобиль? – кричит Афанасьев, заглядывая внутрь.

– Я потом заберу. – На самом деле, ключи я оставила там же. – Всего вам хорошего, капитан. И спасибо за помощь.

Мы долго едем куда-то. Сначала по трассе. Потом по Москве и снова оказываемся за городом. Я периодически засыпаю, ежусь от холода и прошу водителя добавить температуру на климат-контроле.

Один раз все же интересуюсь о месте нашего назначения, но мне сухо отвечают: «Расул Рашидович дал указание не говорить».

– Мне нужно заехать в магазин, – прошу сонно.

– Не положено.

– Но у нас даже еды нет!

– Не положено.

– Там вода хотя бы есть?

Мужчина с идиотским именем, которое я не запомнила, смотрит на меня в зеркало, как на дуру.

– Есть, – отвечает коротко.

Мне ведь не послышалась улыбка в голосе?

Отвернувшись к окну, горестно вздыхаю. В груди периодически тянет, нервы на пределе. Пытаюсь запомнить дорогу по указателям, но на третьем названии оставляю эту затею. После моего вынужденного, можно сказать, декретного отпуска памяти почти не осталось.

Мы проезжаем небольшой коттеджный поселок и сворачиваем… в поле. Когда пересекаем его, в лесу я замечаю двухэтажный деревяный дом, огороженный высоким забором из черного профлиста.

Приобняв Луку, оглядываюсь. Кажется, что вокруг ни души. Жутко становится.

– Приехали, Татьяна.

– Мы здесь будем одни? – удивленно спрашиваю.