Пока муж спускается по лестнице, звенит ключами и хлопает дверью, молюсь Богу, чтобы он ничего не нашел.

А потом я слышу его обратные действия.

И они звучат зловеще.

Герман аккуратно щелкает замком двери и медленно-медленно поднимается по лестнице. Так, словно с каждым шагом все больше злится.

– Принес? – спрашиваю, пытаясь не нервничать. И не дышать.

Поправляю волосы. Лука укрывается с одеялом. Плачет.

– Принес, – холодно скалится Герман.

Первым в мое лицо летит та самая игрушка Алило.

– Гера! – вскрикиваю, не успевая закрыться.

– Значит, в магазин вчера ездила, сука? – спрашивает он и трясет перед моими глазами справкой из травмпункта с описанием ожогов на пальцах. – Придется тебе за это ответить…

Спустя три часа

– Мамочка, я хочу спать! – плачет Лука. – Куда мы едем?

– Потерпи, малыш!

Вокруг пугающая тьма.

Жаль, что снег растаял. Было бы не так темно и страшно.

Выжимаю педаль газа и посматриваю в боковые зеркала. Пусто. Не верится. Километров двадцать несусь просто по прямой, а потом, заметив догоняющий нас автомобиль, съезжаю на проселочную дорогу.

– Черт, – вскрикиваю, попадая в тупик.

К тому же автомобиль сворачивает за нами.

Меня трясет, но хуже, чем сегодня, уже точно не будет. Когда вижу человека в форме полицейского, одновременно радуюсь, что это не Герман, и нервничаю.

В окно стучат.

Приспустив стекло, вежливо киваю.

– Добрый вечер! – с подозрением смотрит на меня молодой мужчина. – Капитан Афанасьев. У вас что-то случилось?

– Заблудилась.

– Можно ваши документы?

– Конечно.

Из наскоро собранной сумки достаю паспорт и права.

– Пожалуйста, – просовываю в щель и продолжаю тараторить: – Телефон оставила дома, такая растяпа. Мы к родственникам едем, я поворот перепутала. Еще и приболела, видимо. Муж говорил, что не стоит ехать, а я все равно рванула в ночь.

– Вам требуется помощь?

– Я в порядке, – вру, прикрывая пылающую щеку. Плотнее запахиваю слишком легкое для начала ноября пальто, под которым только ночная сорочка.

– Это ваш ребенок? – хмурится полицейский и переводит взгляд с моих документов на заднее сиденье внедорожника, где жалобно всхлипывает пятилетний Лука.

– Да!.. Это мой сын, капитан, – снова отчасти вру.

– Я свяжусь с вашим мужем, Татьяна Романовна.

– Не-ет! – меня охватывает слепой ужас. – Не стоит его беспокоить. Мы без пяти минут в разводе. Я… назову вам номер. Позвоните, пожалуйста, этому человеку. Он должен мне помочь.

– Конечно. Говорите, – извлекает мобильный из нагрудного кармана.

По памяти называю цифры, молясь, чтобы Расул не сменил номер. Потом – как в тумане.

Капитан разговаривает с абонентом. Называет мои данные. Что-то рассказывает, а затем проталкивает телефон мне.

Дрожащей рукой принимаю его.

– Здравствуй, Таня, – слышу в трубке ровный, отбрасывающий меня в воспоминания голос. Цепляюсь за него, как за последнюю надежду, разбираю на атомы, пытаясь выхватить хоть каплю неравнодушия, но тщетно. Увы. С тех пор как Расул покинул Дубай, не было ни звонков, ни встреч. Ни единого намека, что случившийся между нами роман хоть что-нибудь для него значил.

Хаджаев всегда был таким.

Он не обманывал, не брал меня силой. Он ничего не обещал. Я все сама придумала. Наивная.

– Кажется, ты что-то хотела?

– Да… прости, – сбивчиво перебираю мысли в голове. – Мне нужна помощь. Надо срочно скрыться от мужа. Пожалуйста.

– Что это за ребенок? – перебивает. – Твой?

– Да… Нет, – шепчу, посматривая в сторону полицейского. – Лука он… сын Германа.

– То есть ты сбежала от одного из лучших в Москве адвокатов, прихватив чужого ребенка, и просишь у меня, чтобы я как-то в этом поучаствовал? – без энтузиазма спрашивает он.