Тоже не заботился тем, чтобы свет зажигать. Всё наощупь. Достал бутылку, взял стакан, дальше – лед.

Даже к дивану не подходил, не ставил на столик – налил прямо там, сразу же опрокинул.

Дальше смотрел за окно, когда Агата – на его спину. В меру широкую. Максимально ровную.

Пошевелилась непроизвольно, чем привлекла внимание, хотя сейчас-то уже не хотела. Агата осознала, что Костя – на взводе.

Только поздно.

Он услышал шевеление, резко обернулся. Сначала приглядывался к темноте с прищуром, потом глаза закрыл, выдыхая…

– Почему не спишь? – спросил без намека на вежливость. Не яростно, но так, будто задолбался. Подлил в стакан, снова взял его в руки, стал пить, глядя на Агату. Как хорошо её видит – она не бралась угадывать. Но чувствовала себя, будто букашка под микроскопом. Которую изучают не то, чтобы с презрением, но без явной радости или хоть какого-то тепла.

– А ты почему пьешь? – Агата ответила вопросом на вопрос, пожимая плечами. Видела, что Костя усмехается. Берет бутылку, стакан, идет к дивану всё же. Опускает свой скарб, опускается сам, ставит локти на колени, соединяет подушечки пальцев… Смотрит сначала на них, потом куда-то вдаль перед собой. Дальше голову поворачивает – снова к лестнице. К Агате.

Усмехается.

– Жена не дает.

 Говорит язвительно. Ждет…

Очевидно, её симметричной реакции. Ответного укола. Посыла. Броска.

Но Агата проглатывает. Скользит взглядом по лицу Кости, плечу, руке…

Которая снова тянется к стакану, несет к губам…

– Я не ограничивала тебя в возможности спать, с кем считаешь нужным…

– Спасибо, блять, что не ограничивала.

Агата начала, как самой казалось, примирительно. Костя перебил. Не поставил – практически отшвырнул стакан, снова уставился перед собой.

Теперь уже сомнений не возникало – он зол. Очень-очень зол. Но в чём причина – Агата не знает. Вполне возможно, в ней.

– Если ты не с предложением потрахаться – свободна.

Костя сказал, глядя при этом в стакан, который покачивал в пальцах, разгоняя оставшуюся жидкость. Звучало грубо, конечно же, хотелось ответить в той же манере, но Агата не стала. Попыталась перевести тему... 

– Сегодня приезжал Гаврила…

Начала, Костя хмыкнул только. И сама не сказала бы, зачем говорит именно это. Вероятно, чтобы не молчать. Вероятно, потому что просто не понимает, а делать-то что? Она уже пожалела, что решила его дождаться. Разговора не будет. Но это "свободна" звучало слишком обманчиво. 

– Нравится тебе Гаврила, да? – Костя повернул голову, склонил немного, посмотрел с прищуром… Агата почувствовала себя неуютно. От него исходило усиливающееся раздражение. И понятно ведь, что сейчас что она ни скажи – всё будет воспринято в штыки. Но говорить-то что-то надо…

– Он рассказал мне, что ты Боя спас…

Реагируя на попытку Агаты уклониться от ответа, Костя только усмехнулся опять. Несколько секунд молчал, глядя не на неё, просто в её направлении, а потом снова в глаза…

– Дальше что? Тебе посрать на меня. Какая нахрен разница, кого я спас? Захотел – спас. Завтра захочу – пришибу. Ты же так всё видишь.

– Костя…

Звучало ужасно. Ужасно же пугало. Агата обратилась, надеясь, что Костя прекратит, но он будто только с каждым её словом злился сильнее…

– Что «Костя»? Вот что блять Костя? Бой тебя устраивает – хороший. Гаврила тебя устраивает – тоже хороший, пиздит правда много. А я тебе плохой. Что ни делай – всё плохой. Прости, что в канаве не сдох пока. Работаю в направлении…

– Ты плохой только потому, что ты…

– Да посрать, Агата, почему. Посрать. Плохой – значит, плохой.

Костя не дал договорить. Перебил. Наполнил стакан, осушил в несколько глотков, на стол поставил, сам встал…