– Термояд… Подпольный… – промямлил еще один эксперт. Химик из Можайки.

Тут уж Камчатов не выдержал – взорвался не хуже гексогена:

– Юноша бледный со взором горящим! – Длинные, антрацитово блеснувшие ресницы химика взмахнули крылышками мотылька, и словно телескопически втянулась в плечи тонкая шея. – Термояд! Вы когда-нибудь видели токамак? Вы представляете себе размеры? Хотя бы лазера, необходимого для инициирования… для поджига?

Дррынь, дррынь – телефон. И взрыв руководящей брани Замчевского.

– Бомба водородная… Которая кузькина мать…

– Еще хлеще! Для ее доставки на Новую Землю понадобился целый Ту-160, вы представляете…

Сбить его с советской музейно-технической тематики было немыслимо. Никакими узорами полковничьей речи. Остальные двое криво усмехались. Деятель из Военно-медицинской академии, заглядывая в справочник, щуря левый глаз, отчего резче выступала мясистая чалдонская скула, рисовал и штриховал на карте области, висевшей напротив окон, концентрические кольца. Кисть руки ходила, как рейсшина – большая ладонь, длинные пальцы с короткими ногтями, съеденные дезинфекцией до белесого шелушения. Рука была хирургически верная – кольца получались круглые.

– Что за астр-рономию развели?

Дррынь, дррынь. Опять пучок конкретных, но ненормативных указаний.

– Здесь ничего нет, – тыкал карандашом медик, – здесь могут остаться развалины, здесь, возможно, имеют смысл спасательные работы…

– Это мне скажут там, на земле! Без вас! С вас – ТТХ этой мины… или… черт бы ее во все колена! И принцип, физический принцип!

– Отработают на хроматографе, тогда и принцип можно, – невозмутимо отозвался Камчатов, – тогда, и не раньше, мы узнаем, из чего…

– Акад-демики-соплежуи! – опять взорвался Замчевский. – Имейте в виду, никто Новый год праздновать не пойдет! (Дррынь, дррынь телефона, еще залп матушек и тетушек до седьмого колена.) До тех пор, пока! Даже если верховный не подсуетится насчет траура! (Дррынь, дррынь, еще залп.) Запр-ру в этом кабинете до озвучки пр-равдоподобной версии!

На очередной звонок ответило оглушительное молчание. Пауза звенела таким напряжением, что грозила пробоем, искрой, сравнимой по энергетике со случившимся.

– Шо ты мне про фантик? – грянул полковник в висящую тишину, обнаружив непитерские пласты своей биографии. – Какой, к черту, фантик?

И опять молчание. Только отдаленный треск и скрежет в трубке – слов разобрать присутствующим не удавалось. Когда скрежет стих, полковник, не найдя слов для характеристики родичей говорившего, бросил трубку, не попал на аппарат и измученно уставился в пространство красными и выпученными от ора глазами.

– Видимо, перерыв, – полуспросил не утративший присутствия духа Камчатов, – а предусмотрено ли перекусить?

Замчевский с усилием повернул шею в его сторону – удивительно показалось отсутствие ржавого скрипа и иных технических звуков. Глянул рыжим глазом одобрительно.

– Чаю на всех! – крикнул, распахнув дверь. Коротко и без перлов.

Чай, естественно, появился. А также блюдо бутербродов со всякими свинокопченостями. Голодные эксперты набросились, мыча неразборчивые благодарности сквозь мякиш. Когда уговорили больше половины того, что лежало на блюде, послышались приближающиеся шаги тяжелых ботинок. Энергичный треск распаха двери – и на пороге возник запачканный землей эмчеэсник:

– Разреш…

– Дав-вай, без вашеств! – свирепо перебил полковник, протянул руку – и в руке очутился шуршучий прозрачный мешочек. А в нем не то сигаретная пачка, не то шоколадка в белой с разноцветным рисунком упаковке.