Подзабытое чувство слабости от полной разрядки Дара, в глазах радужные круги. Но всё это пустое! Сознание заполняет понимание произошедшей катастрофы, – Худой убит! Я кричу. Непроизвольно кидаюсь к падающему телу напарника, и словно бы раздваиваюсь: часть меня переполненная эмоциями и болью от чувства утраты не желает мириться с вырванным куском внутреннего мира, частичкой души и эта часть тащит меня вперёд, не разбирая пути. Другая часть с удивлением от факта такой привязанности к случайному человеку, с бездушностью фотокамеры фиксирует меняющиеся вокруг картинки: Худой, с тремя дырками в спине и огромным кровавым пятном, лицом вниз падает на пол; арбалетный болт, насквозь пробивший бронированную голову кого-то рангом не ниже кусача, бьётся в межэтажную плиту перекрытия; заражённый медленно оседающий на пол. Надо же какой прыткий, пока я жал на спуск он успел приземлиться, убить Худого и развернуться, – если бы не выстрел на опережение, то он бы легко добрался до меня. Эта рациональная часть моего сознания в полном восторге, – я взял новый рубеж в овладении даром Улья. Вся схватка длится не более одного удара сердца, – взмах ресниц и я стою на коленях у тела товарища, а за спиной раздаётся грохот упавшей туши кусача.

Рассудок мой приходит в порядок, и вот я уже на ногах. Парень убит, я выжат будто лимон, а в голове, вытесняя смятение от пронесшейся бури эмоций, тонкой жилкой начинает биться так и неисчезнувшее чувство опасности. Да какого чёрта!

Всё, я вновь полностью владею собой. Слава богам, на кухне есть электричество и уже через пять минут я процеживаю уксусный раствор горошины. Слабость с её предательским тремором отступает, теперь можно оглядеться и разобраться с произошедшим. Итак, я прозевал такую себе нехилую угрозу, этот заражённый не уступает рангом тем тварям, что в самом начале моей карьеры разорвали целый броневик. Объяснение у меня одно, – я постоянно шёл вторым и главным объектом охоты, получается, был Худой, а я лишь ловил отголоски агрессивных намерений. Теперь, с оставшимся чувством угрозы: последний бой что-то изменил во мне, словно открылась новая грань Умения и я могу чувствовать расстояние до источника опасности. В настоящий момент угроза ощущается очень отдалённой, но в тоже время адресована она лично мне, тоже что-то новое – персонификация враждебного намерения. Ладно, – предупреждён значит вооружён.

Я решил похоронить Худого. Не желаю, чтобы его тело рвали на части, и сползались на пиршество окрестные падальщики с этим своим омерзительным урчанием. А ближайшая перезагрузка через восемь часов и добираться до нужного района почти двадцать километров, так что хоронить на обновляемом кластере не вариант.

Обход ближайших помещений почти сразу одарил меня прекрасной лопатой, и не пластиковой для снега, не совковой шухлей, а классической штыковой, ещё старого советского ГОСТа. С лопатой прихватил стопку простыней, – заверну в них тело.

С выбором места не стал мудрить и принялся копать здесь же, во дворе, среди молодых берёз и лип. Кстати, какой идиот додумался в городах и вообще, обжитых местах, липы высаживать. И так места для парковки не найти, так ещё и эти липы, с листьев которых всё лето что-то капает, машина ночь постояла и всё, эту липкую дрянь со стекла зубами не отдерёшь.

Земля оказалась мягкой и лёгкой как пух. Я радовался, Худому лежать будет хорошо, удобно. Мышцы, закалённые в постоянной борьбе с враждебным миром, не проявляли ни малейших признаков усталости и в считанные минуты я отрыл яму, считай окоп полного профиля.