– Не мое, – говорил он про медицину.

Сейчас Костя работал в какой-то исследовательской лаборатории и жаловался на скуку. Михаил ему не верил, о работе приятель, несмотря на жалобы, говорил с видимым удовольствием.

– В бутылке отрава, – весело сказал Костя. – Кто-то решил тебя укокошить.

– Не меня, – машинально поправил Михаил. – Одного знакомого.

– Скажи знакомому, чтобы повнимательнее пригляделся к домочадцам. – Костя посерьезнел. – А еще лучше, пусть обратится в полицию. Я серьезно, Миш. Если бы больше двух-трех рюмок выпил, шансов у твоего знакомого было бы мало. Результат сброшу тебе на почту.

– А если популярно?

– А если популярно, в коньяке яд, которым раньше мышей травили. И всяких насекомых-вредителей. Он лет двадцать к продаже запрещен, но у старых огородников мог сохраниться.

– Кость, сколько я тебе должен? То есть мой знакомый?

– Бутылку коньяка, – решил Костя. – Нет, две. Только чтобы обе были запечатаны, я проверю.

– Спасибо, Кость.

– Не за что. Обращайся, я нестандартную работу люблю.

– Яд, – откладывая телефон, доложил Михаил жене.

Катя медленно повернулась от мойки, в которую складывала грязную посуду.

Михаил предлагал ей пообедать готовыми замороженными блюдами, чтобы не мучиться с посудой, но жена предпочла час стоять у плиты.

– Кать, ты никому об этом не говори, – предостерег Михаил.

– Когда это я говорила! – испуганно возмутилась Катя.

Вчера она только скептически пожала плечами, когда он принес от Тихона бутылку и скупо объяснил, что в той странный осадок.

Катя села напротив, подумала и грустно покачала головой.

– Я бы поняла, если бы Всеволод Сергеич был сказочно богат и неизвестный наследник мечтал завладеть деньгами. Но таких наследников нет, это я точно знаю.

– Деньги – понятие относительное, – усмехнулся Михаил. – Для кого-то и мы с тобой богатые.

Разговаривать ему не хотелось, ему хотелось подумать.

Катя это почувствовала, замолчала. Умница.

Промелькнула нехорошая мысль. Найти яд в бутылке удобно, чтобы отвести подозрения от себя.

Думать о Тихоне плохо было неприятно, сосед Михаилу нравился.

Вообще-то, с того момента, как Тихон спросил, есть ли у него знакомые химики, Михаилу начало казаться, что его заставляют участвовать в постановке. В неумном спектакле, рассчитанном на примитивного зрителя.

Черт возьми, ему и сейчас так казалось.

Зазвонил Катин телефон, она поискала его глазами, увидела на стоявшем рядом с ней стуле.

– Привет, мам, – ответила Катя в трубку и радостно ахнула. – Привет, Славочка!

Она включила громкую связь и положила телефон на стол.

– Привет, мам! – радостно кричал сын. – Здесь классно! Я вчера весь день купался!

Михаил непроизвольно заулыбался.

– Ну пока, мам!

– Слушайся бабушку и дедушку, – успела сказать Катя, и послышался голос тещи:

– Я вспомнила, где-то в конце зимы Лика мне звонила, просила прислать ей фотографии.

– Какие фотографии? – не поняла Катя.

– Старые. Мы же со Всеволодом всю жизнь рядом жили. Я его еще мальчиком помню. Потом в одной компании, как теперь говорят, тусовались. Да ты же эти снимки видела. Фотографии нашей молодости.

– Видела, – согласилась Катя.

– С одной стороны, хорошо, что я их оцифровала. А с другой… Я иногда смотрю на нашу молодую компанию и понимаю, что никому, кроме меня, эти фото не интересны. Я и сама-то уже не всех подруг-приятелей помню.

– Зачем Лике вдруг понадобились старые фотки?

– Я не спросила. Девочка попросила, и я ей послала. Там, между прочим, и Элла молодая есть.

– Пришли мне, – попросила Катя. – Пришли все, что ты послала Лике.

– Я ей послала ссылку на архив.