– Что берем? – Гулко, как во сне, голос Пети.

– Все! – Я выхватываю «заначку». – Вот.

– Обижаешь! – насмешливый голос Саши.

Приятный бряк в рюкзаке… Потом мы, кажется, вернулись в редакцию – и процесс пошел.

– Да, мы знали, что ты жизнелюб, но не верили, что настолько! – доносится дружеский голос Пети.

И вот я куда-то лечу… Что, моя американская миссия исчерпана? Или меня выселили досрочно? Какая-то снова водная гладь за окном! Окошко, правда, квадратное… значит, не самолет. Но почему же опять слева и справа от нас, насколько хватает зрения – просторы воды?

– Хадсон! – уловив в моем взоре недоумение пополам с отчаянием, поясняет сосед.

Это его фамилия, что ли? Но он показывает пальцем вдаль. Название реки? А-а. Хадсон! Гудзон! Их могучая, в свое время индейская, река. Но зачем мне она?

– Вашингтон-бридж! – поясняет сосед.

Но это уже ясно почти – без «бриджа» бы нам над Хадсоном не лететь. Но зачем? Как-то мне Генис и Вайль ничего толком не объяснили. Или я не уловил? Может, они медленно по-английски объясняли, чтобы я лучше тут ориентировался? Может быть. «Где же я буду ночевать, в этом мире чистогана?» – горестно думаю я. Тогда я еще не знал, что в Америке все просчитывается до мелочей.

Мы съезжаем с моста. Но от этого не легче. Там хотя бы перспектива была… Гудзон! А здесь – вообще не понять! Какие-то домики… Пальмы! Беда. Стопроцентно, я потерялся, чего-то недопонял. С отчаяния засыпаю – может быть, сон ясность внесет?

Резко меня будят, грубо трясут. А говорили, страна грез! Вот она, реальность вблизи. Водитель – толстый негр, грубо разбудив, поднял меня из кресла, протащил по проходу и высадил из автобуса в непроглядную ночь! Сумка, шлепаю ладонью – слава богу, на боку… Но я-то где? Вокруг – тьма. Вот она, «страна безграничных возможностей!»… Но не для дураков!

Мой учитель, писатель-народник, все советовал мне уехать «в глубинку», и вот я с ужасом понимаю: я в глубинке, причем в американской, а это еще «глубиннее»! Вглядываюсь в тьму – и паника не успевает полностью овладеть мной: я оказываюсь в объятьях какого-то человека с колючей, но знакомой мне бородой. Где-то я уже ее осязал и даже обонял… В Питере! В родном Питере! Это же Ефимов – с него и начался мой бешеный взлет, первый писатель, который ввел меня в свет! И вот встреча в Америке – и, как я теперь соображаю, рассчитанная и осуществленная моими друзьями с точностью до секунды и до метра! Вот он, «американский футбол»!

Мы идем по проселку… То были времена, когда писатели непременно курили трубку – и Ефимов исключением не был. Душистый дымок.

– Да… темновато тут! – Клацая зубами, я спотыкаюсь о колдобину.

– Да уж, не Манхэттен ваш! – произносит он тоном превосходства.

Я уже как бы и завсегдатай Манхэттена! Хотя ни черта там, в сущности, не видал. «А ведь жил ты у нас в писательском доме, рядом с Невским!» – хотел я сказать Ефимову… Но не мне судить! Я в те годы на купчинских болотах жизнь коротал.

– А где мы сейчас? – интересуюсь я.

– Нью-Джерси! – вместе с клубом дыма выдыхает он. – Я писал тебе. Уже другой штат.

Ефимов уверен в себе, даже в темноте.

– Ну не в Манхэттене же, в этой душегубке, жить! – чеканит он.

Воздух действительно тут хорош… Жадно вдыхаю воздух, поскольку ничего больше тут пока нет.

Вдруг из тьмы появляется Марина – симпатичнейшая жена сурового своего мужа.

– Марина! – Я кидаюсь ей на шею.

– Совершенно пьян! – хохочет она.

Вот теперь я действительно чувствую, что мы встретились!

Мы заходим в деревянный дом, похожий на скромную «будку Ахматовой» в Комарово.