Запал первого же сражения захватил юношу. Кровь неслась по жилам, как горный поток. Он почти смеялся, когда сталь лязгала в соприкосновении его сабли с саблею противника. В какие-то моменты жизни на корабле Ригзури вдруг забывал про все, ловко взбираясь по вантам, как дикий зверь. Его больше не пугала ни качающаяся палуба, ни бескрайнее водное пространство вокруг. Снасти и рангоут стали его деревьями. Щебет птиц лесных сменили крики морских и шум волн. Бег корабля, скрип снастей, столкновение судна борт о борт и свист абордажных крючьев! Это забирало его боль. Это давало отдых, хоть на время, от гнета вины и мук потери. Внутри него пробуждалось дикое необузданное ощущение свободы. Впоследствии оно даже пугало юношу – так мало контроля было в этом чувстве, оно пробивало, словно паводок, бобровую плотину, и несло щепки далеко-далеко. Морское необъятное пространство, бесчувственное, безжалостное к человеческой жизни, унесшее его сестру, сейчас дарило ему ощущение свободы, которой он не знал раньше, даже в близких его сердцу дремучих лесах его родины.

***

Капитан «Аурелии» быстро заметил белобрысого юношу, поначалу выглядевшего несмышленышем, однако вскоре показавшего расторопность на корабле и отличившегося ловкостью и яростью в первом же из морских сражений. Другой подобранный ими мужчина обладал умениями не только справного вояки, но и превосходного шкипера. Капитан подозревал в молчаливом бородатом мужичке бывшего пирата. Тот не зря носил свое прозвище, искусно орудуя топором в ближнем бою. Также бородач великолепно ориентировался по звездам и разбирался в маневрах. Теперь те, кто поначалу казались капитану незначительным прибавлением к команде, зарекомендовали себя как ценное приобретение для его судна.

И чтобы заручиться их желанием продлить свое пребывание на корабле, после первого же боя Капитан велел выдать им хорошую награду из вырученного с торгового толстяка-суденышки. Добрый шкипер и дерзкий в бою и на снастях мальчишка, к тому же обладавший орлиным зрением, были в цене для пиратского судна.

До Южных островов бывшим беглецам предстояло добраться уже как часть команды и братства. Но Ригзури еще мало представлял себе, какую жизнь это сулило ему.

– Для новичка ты неплохо держишься, – сказал ему во время одной из вахт Капитан.

Ригзури вначале хотел возмутиться, но потом понял, что бесполезно покрывать очевидное. Он молча кивнул в ответ.

– И для беглого раба слишком уж… – хмыкнул капитан, – как тебя занесло в такую жизнь?

Ригзури продолжал наблюдать горизонт. Ему пока не было ясно, насколько стоит быть откровенным с этим человеком.

Капитан погладил свою темную бородку.

– Ну что ж. Не хочешь, не отвечай. Что мне за дело до твоего прошлого, в конце концов? – и он ухмыльнулся. – Учти, братством мы неспроста называемся. Сюда не от слишком хорошей жизни попадают. Но даже у воров и убийц есть свой кодекс чести. Если так, конечно, можно сказать в нашем случае.

Ригзури повернулся к нему. С морщинистого обветренного лица на него смотрели озорные мальчишеские глаза. Глаза о многом могли сказать Ригзури. И потому Капитан вводил его в недоумение. Как у человека, за которым, наверняка, стоит немало мертвецов, может быть такой юный взгляд? До этого момента Ригзури посчастливилось не стать убийцей. В своем первом сражении он дрался неистово и отважно, но старался лишь обезвредить противника, а не убить. В Восточных Лесах убийство человека считалось тяжелым преступлением против собственной природы. Их земли были обширными, и деревням хватало места и пищи, так что в войнах не было надобности. Однако здесь на Равнине и в море, по-видимому, дела обстояли иначе.