– А зачем же я вам понадобился, господин Свиньин?

– Да это я его… – Начал было Левитан, но очередной окрик его остановил:

– Швайген! (Молчать). Пусть говорит посланник. – При этом в окошке снова появился внимательный и не очень-то добрый глаз хозяина дома.

Тут шиноби понял, что пришло его время и заговорил:

– Фриц Моисеевич, знакомый общий наш, – тут юноша указал рукой на Левитана, – благодаря которому мы вдруг свели знакомство, мне рассказал историю одну. Про некие секретные тетради, что вам, удача выпала, хранить. И я, узнав про эту вашу тайну, хотел…

Ратибор не успел договорить, так как засов на двери лязгнул, и после крепкая дверь раскрылась. И на пороге появился не совсем обычный человек, и с жестом вежливости он произнёс:

– Заходите, посланник. – И взглянув на Левитана человек добавляет со снисхождением, что больше напоминает презрение. – Ты тоже заходи.

Юноша, как вошёл – остановился. Первым делом, как и положено шиноби он стал оценивать опасность помещения и людей в нём находящихся. И что касается хозяина дома… Ну, этот господин привёл молодого человека в некоторое замешательство, так как в его таблице опасности, этому человеческому типу… Просто не нашлось своего места. Личность это была, безусловно, уникальная. Во-первых, он носил деревянные башмаки из какой-то светлой породы дерева. Хотя с его, отнюдь не мощными икрами, подобная обувь выглядела несколько гротескно. Длинные нитяные и свободные носки, при этом добавляли ногам Фридриха Моисеевича определённого шарма, а над носками в районе колен, начинались кожаные шорты из тех, к которым пришиваются такие же кожаные, широкие лямки-подтяжки. Шорты с подтяжками были надеты на голое тело. Этот залихватский, как выражались пытмарки, лук, довершала небольшая, почти кокетливая шляпка с пером какой-то птицы. А в руках он сжимал очень, очень неприятный на вид, гибкий и увесистый стек для верховой езды.

В общем, не найдя для подобного типа сапиенсов классификации, шиноби пришлось найти своё название:

«Какой-то этно-увлечённый псих, помешанный на чём-то на германском. Угрозы видимой… Пока не представляет, но кто там знает, что в башке его сложиться может в каждую минуту».

Только потом молодой человек стал оглядывать помещение. Перед ним была большая комната, нечто среднее между прихожей, кухней и столовой. В комнате были две двери, одна дверь, скорее всего, в уборную, другая… Другая в спальню. Тут же была печь, а возле неё и упоминаемая Левитаном швабра. Крепкий, надёжный инструмент. Вполне пригодный для избиения кого-либо. А на печи в большой кастрюле варилось что-то мясное, судя по ароматам – вкусное. Возле печи на полу стояло блюдце. Кажется, хозяин имел кошку, хотя запаха этого животного в доме не чувствовалось. Тут же был стол, добротный, с добротными стульями. Но больше всего в этой комнате юношу удивил висевший на стене… Портрет. На нём был изображён человек с выбритыми висками, в пенсне, с маленькими усиками и в великолепном чёрном мундире. И было в лице изброжённого человека что-то настолько знакомое и демоническое, что юноша даже немного растерялся:

«Так это же…».

– Это не Гитлер, – предвосхитил его догадку Левитан.

– Нет? – Продолжал удивляться шиноби, хотя некоторое сходство двух лиц он для себя отмечает.

– Нет, – беззаботно махнул рукой доносчик, – Гитлер не носил пенсне. – Изображения Гитлера на стену вешать нельзя, это преступление, за такое можно и на костёр угодить, это совсем другой человек, это Гиммлер. Генрих, кажется, – он глядит на хозяина дома, – да Фриц?