– Какой ещё разум?! – Воскликнула ассистентка. – Да всё наше комьюнити подохнет от зависти, олл ту дай, когда я скажу им, чем ужинала у вас тут тудей… Ну, уж ноу… Я это съем, несмотря ни на что. Слава демократии!

Свиньин уставился на неё с некоторым удивлением:

«И не подумал бы, что в этом хлипком теле, есть сила, что способна

преодолеть остатки разума и самосохранения. И сила та зовётся… Тщеславие!»

Но ей он ничего говорить не стал, а завершив водные процедуры и сделав перед сном несколько медленных упражнений на растяжку и прогиб, улёгся в постель. В постель, надо отдать должное Муми, сухую. Он вынужден был признать, что наличие… Ассистентки… Имеет несомненные плюсы. В бытовом смысле, разумеется.

А Муми тем временем стирала его одежду и непрерывно говорила:

– А когда вы ушли, снова припёрлась эта обдолбанная…

– Имеете ввиду вы президентку? – Уточнил шиноби.

– Ну, а кого ещё, её, педовку… Пришла, стала спрашивать про вас, ещё хотела ту рид вам свои поэм, но я её не пустила, сказала, что вы аутсайд, так она под дверью выть стала… Прямо край ин зе рейн… Так ей нужно было стихи почитать, совсем от грибов у неё башню сегодня оторвало…

Шиноби немного напрягся. Подобное поведение президентки у его двери явно привлекало к себе ненужное внимание окружающих, а заначит и шабака, что в перспективе могло помешать его планам на неё. И тогда он сказал:

– Прошу вас, Муми, непременно, пускать её в моё жилище сразу, пусть даже в тот момент меня нет дома, она лицо, что получило власть, согласно волеизъявлению народа, и перед дверью ей топтаться не пристало.

– А-а… – Поняла ассистентка, – Ну, ок… Андестенд, я просто думала, что она вас раздражает.

– Вам и самой с ней нужно быть… Спокойней… Вы слишком с ней грубы. Уеду я – вам с нею оставаться. Она припомнит вам всю

колкость вашу.

– О! – Как быстро в голосе ассистентки появились слёзы. Она готова была уже разрыдаться. – Как я не хочу, чтобы вы уезжали… О, ноу…

Даже синк эбаут ит не хочу. Я так хеппи с вами… Слава демократии! – Говоря это она пошла вешать его шаровары и онучи возле печки,

чтобы всё высохло до утра. – А когда вы уезжаете?

– Отъезда дата не назначена ещё, есть у меня дела и их немало.

Муми тут же чуть успокоилась: есть дела? Не уезжаете завтра? То есть я ещё денёк поживу с вами? Ну и слава демократии… Она, выполнив все дела, села наконец за стол и совсем уже успокоившись и, кажется, даже повеселев, стала осматривать еду на тарелках, и тут вдруг вспомнила:

– А-а… К вам ещё какой-то мэн заходил!

– Мэн заходил? – Шиноби немного удивился.

– Да, как стало темнеть так припёрся… Ходил тут вокруг тихонечко, заглядывал ин виндов… Я сначала думала упереть что-то хочет, и стала на него орать из-за дор, что я его ту лук. И тогда он подошёл к двери.

«Шабак? Да нет, не может быть, чтоб так топорно делали работу».

И он решает уточнить:

– И кто же это был, из ваших кто-то или чистокровный?

– Да из каких наших-то? – Муми с пренебрежением махнула рукой.

– Из господ, оф коз.

«От Бляхера неужто приходили? – Все вечерние упражнения, что он проделал перед сном, пошли сразу прахом, так как юноша тут же потерял контроль над собой и сердце его забилось с заметным учащением. – Ах, неужели принято решенье, о допуске моём в подвалы, шабак, возможно, разрешенье выдал?»

Но всё-таки он решил уточнить у Муми:

– Того кто приходил, вы описать способны?

– Ну, способна… – Она начала вспоминать приходившего и даже закатила глаза кверху. – Ну, это был мэн… Ну, из кровных… А как его

ещё описать… Старый… Лет тридцать ему уже… Небритый…