Пока доктор осматривал синьора Миранди, Габриэль вынуждена была угощать мессира Форстера чаем в их крошечной гостиной.

Ей казалось — руки у неё из дерева, потому что всё норовило выскользнуть. Столик, на котором она расставляла вазочки и чашки, был маленьким и неудобным, а ноги Форстера, которые он вытянул к камину, занимали полкомнаты. Камин пришлось затопить, хоть они с Кармэлой и экономили дрова, рассчитывая на тёплую весну. Но весна не задалась, а сейчас на фоне их элегантно одетого гостя комната вдруг показалась Габриэль не просто ободранной, а до ужаса убогой, промозглой и сырой. Обои с рыжими потёками вверху и давно не знавший рук циклёвщика паркет дополняли два старых кресла и продавленный диван, вытертые подлокотники которого прятали под собой две пушистых шали. И только разгоревшийся в камине огонь оживлял эту мрачную картину бедности.

А Габриэль было стыдно непонятно почему — ведь в этом всём не было её вины. Но от того, как этот наглый гроу внимательно разглядывал обстановку, руки у неё делались сами не свои, и она едва не перевернула чашку с чаем ему на колени. Почему-то от его присутствия комната стала совсем тесной, и, кажется, впервые красноречие совсем покинуло хозяйку гостиной, потому что она смотрела на огонь и не знала о чём говорить.

С одной стороны, он пригласил лекаря, и за это не нужно будет платить, но с другой стороны, не вмешайся он в их жизнь с глупыми советами, разве нужен был бы лекарь?

Как можно сидеть и так наслаждаться тем, что его мужская гордость, наконец, отмщена?

Форстер и правда выглядел каким-то довольным. Он молча наблюдал, как Габриэль возится с посудой, и церемонно поблагодарил, взяв чашку из её дрожащих рук. И больше всего на свете ей хотелось, чтобы он убрался из этой комнаты, чтобы не читать на его лице это безусловное «Я ведь предупреждал», и то, что она поступила опрометчиво, ответив отказом на его предложение.

Его самодовольный вид, те розовые коробки с платьями, что она видела в коляске, и их последний разговор о принципах и шляпках и то, что она теперь обязана ему за эту заботу о здоровье отца — всё это заставляло Габриэль думать о том, как здорово было бы выплеснуть чай ему прямо на крахмальную рубашку и выставить его за дверь.

Но удерживало её только одно: судя по чемоданчику доктора из толстой телячьей кожи с тиснением и монограммой, его седым бакенбардам, пенсне в золотой оправе и сюртуку из тёмно-серого габардина — доктор этот был не только одним из самых дорогих в Алерте, но и самым известным. И это обстоятельство заставляло Габриэль просто смотреть в чашку, сжимая её обеими руками, и молчать. Им нужен этот доктор. Очень нужен. И если цена его визита — эта мучительная чайная церемония, то она найдёт в себе силы, чтобы её вытерпеть.

— Что вы будете делать дальше, Габриэль? — спросил, наконец, Форстер, оторвавшись от созерцания огня в камине.

Она смотрела в чашку, пытаясь согреть пальцы и думала…

Что она будет делать? Посидит с отцом, поможет Кармэле с нехитрым ужином, а потом беззвучно поплачет в чулане, потому что она не знает, что делать дальше…

— Дальше? Хм. Ну, наверное, мы поужинаем, а потом Кармэла будет вязать, а я почитаю. Ну а после мы все пойдём спать конечно же, — ответила она нарочито серьёзным тоном.

— Вы же прекрасно поняли, что я имел ввиду, — Форстер закинул ногу на ногу.

— А вам какое до этого дело? Хотите дать ещё пару финансовых советов?

— Возможно. А вы станете их слушать?

— Разумеется, нет.

— Разумеется, я ожидал такой ответ, — он чуть улыбнулся, — но у меня к вам есть… хм… деловое предложение…