От его слов и тона, каким он это сказал, всё её самообладание снова как ветром сдуло.

Он что же, решил выиграть свой спор любой ценой? Так сильно ему нужно её согласие, чтобы хвастать этим, распивая треклятое лиарнское с синьором Грассо? Потом, очевидно, заявит, как он спас «бедняжку» Габриэль от участи старой девы или приживалки! И как она была счастлива этому предложению!

— А я в жизни не слышала большей бестактности, чем эта ваша отповедь моей глупости и упрёк моей избирательности, учитывая «моё положение», — воскликнула Габрриэль, взмахнув зонтом, — и если уж на то пошло, то и я позволю себе ответную бестактность и попрошу не совать ваш длинный нос в причины моего отказа!

— У меня, по-вашему, длинный нос? — улыбнулся Форстер и потёр переносицу. — Он вам не нравится и, может быть, всё дело в этом?

— По-моему, у вас ещё и очень длинный язык, — парировала Габриэль, — возможно, это хорошо в деле торговли овцами, но не в приличном обществе, где уважение к чувствам других, которое, кстати, называется деликатность, не позволяет говорить вслух всё, что заблагорассудится! Но вам, как я понимаю, неоткуда было об этом узнать. И да, у вас длинный нос. И да, он мне не нравится. Как, впрочем, и всё остальное!

Она никогда ещё не чувствовала такого смущения, смешанного со злостью и желанием убежать и спрятаться. Ей почему-то казалось, что Форстер абсолютно серьёзен в своём предложении, а с другой стороны, он явно насмехался над ней, и всё это выглядело как дурацкая шутка, учитывая тот факт, что она знала о его споре с синьором Грассо. Но его внимательный цепкий взгляд и это безумно дорогое кольцо — на атласной подкладке она успела заметить монограмму самого известного ювелирного дома во всей Баркирре — всё это было как-то слишком для глупой шутки.

— Габриэль, бросьте это ребячество, — Форстер посмотрел на её зонт, выставленный вперёд, и произнёс чуть понизив голос, и в нём снова появились бархатные нотки, — вы разумная девушка, давайте забудем наши разногласия. Подумайте над тем, что этот брак будет выгоден нам обоим. Я богат и решу финансовые проблемы вашей семьи, вы ни в чём не будете нуждаться. Я не стар, не уродлив. Я приятный собеседник и хороший любовник. Конечно, я не бари, я гроу и не знатного происхождения — вас это смущает? А любовь… Много ли вы знаете счастливых браков, заключённых по любви? Да и кто сказал, что вы не сможете меня полюбить?

Последние слова он произнёс совсем тихо и сделал полшага навстречу.

Хороший любовник? Да как же ему не стыдно говорить о таком вслух! Как у него только язык повернулся сказать подобное!

Габриэль поспешно отступила на шаг, и лицо её пылало от возмущения и смущения, от его слов и этого голоса, и от того, как странно он смотрел на неё. А ещё от того, что она на мгновенье представила, как они вдвоём идут под руку в Храм, как их осыпают лепестками роз и зерном, он обнимает её и наклоняется, чтобы поцеловать.

Сможет его полюбить? Силы небесные! Да ни за что!

И, сложив зонт поспешно, так, что затрещала одна из спиц, она произнесла:

— Я знаю, зачем я вам нужна, мессир Форстер! Вы хотите попасть в королевскую торговую палату, чтобы торговать вашими овцами, а я — ваш входной билет. И знаю, что вы расспрашивали о моей родословной так, словно я какая-нибудь гончая или лошадь. Бари ли я? О, да! И я отказываю вам не потому, что вы не бари, и не потому, что вы — гроу! Нет, это не имеет никакого значения! Я отказываю вам, потому что вы мне не нравитесь. Более того, я презираю ваше отношение к женщинам, к браку, к традициям, ваш образ мыслей, ваше отношение к людям и вашу продажность! И не желаю видеть вас подле себя «отныне и вовеки веков»! И пусть я буду глупой в ваших глазах и дальше, но всё же надеюсь выйти замуж по любви, а вовсе не за дюжину шляпок и туфель! И за человека, которого буду уважать, а не презирать втайне за его принципы и мораль! Надеюсь, вам понятно?