И я тогда тоже бормотала себе под нос эту фразу про болото и бегемота, помогая собраться силами и сделать еще один рывок.

Пробудившаяся память призванной души из другого мира, пугала. Я уже давно не вспоминала ничего так четко и ясно, как сейчас. С тех пор, как я призвала душу пожилой учительницы из другого мира, прошло больше двадцати лет. И, пережив слияние, я всегда считала себя больше принцессой Елиной, а не Еленой Анатольевной. Хотя в первые годы именно ее знания и умения помогли мне выжить в мире Нижнего города.

И сейчас у меня было такое же ощущение. Я по-прежнему оставалась собой, но жизненный опыт Елены Анатольевны снова был так близко, как будто бы призыв случился только что.

- Елина!

Я так сильно ушла в себя, пытаясь абстрагироваться от тяжелейшей работы, что не слышала, как Илайя звала меня. И только когда она с силой дернула меня за рукав, вернулась в реальность.

С трудом сфокусировала взгляд на бледной до синевы амазонке, которая дышала, как паровоз на станции перед отправлением. Думаю, я выглядела не лучше. Я тоже хватала воздух, грудь распирало от жуткой боли, а в голове плавал туман. Картинка плыла, от едкого пота, застилающего глаза.

- Елина, - Илайя говорила с трудом. И я ее понимала. Каждое слово было таким же тяжелым, как кирпич, который ты поднимаешь, чтобы положить на итак уже переполненную тележку. - Сними шубу. Тебе станет легче...

Я кивнула. Она была права. Если снять шубу, то тело будет охлаждаться гораздо быстрее. И жар перестанет душить меня. С трудом нащупала застежки Руки тряслись так сильно, что большие круглые пуговицы выпадали из рук. Никогда не думала, что расстегнуться так трудно.

Пуговицы выскальзывали из мокрых, дрожащих пальцев. Но у меня не было сил даже для того, чтобы выругаться. Но наконец-то у меня получилось. Я скинула шубу, свежий морозный воздух тут же забрал лишний жар. И мне, вправду, стало легче. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что вся моя одежда промокла от пота, и я смертельно рискую оставаясь в таком виде на морозе. Но я была так измучена, что не успела ее осознать.

Кинула шубу на нары, накрывая раненных, и снова впряглась в веревочные петли. К счастью веревок у нас было с избытком. Хватило и на то, чтобы связать волокушу, и привязать к ней цепочкой полудохлых лошадей, которых мы тоже не хотели терять, и для того, чтобы сделать подобие упряжи для двух женщин королевских кровей, игравших здесь и сейчас роль тягловых животных... Если бы я могла почувствовать иронию всей этой ситуации, то посмеялась бы. Но сейчас мне было не до смеха.

Мне казалось, что мы тащимся к лагерю целую вечность. Но когда впереди наконец появились первые шатры, оказалось, что мы с Илайей смогли уложиться в один световой день.

Когда Веним присоединился к нам, я даже не заметила. Просто в один момент осознала, что тянуть стало чуточку легче, а рядом запыхтел толстый монах в темно-мерой рясе. Он до сих пор так и ходил по снегу в одних тонких обмотах, совсем забыв о потерянной обуви.

Пока мы волокли раненных, одна из контуженных амазонок уже пришла в себя и смогла позаботиться об устройстве лагеря: принести и нарубить дрова, развести большой костер... Нам нужны были угли, чтобы обогреть шатры, которые станут нашим пристанищем в ближайшие дни...

- Сюда, - прохипел Веним, уводя нас чуть в сторону, туда, где между телегами, расставленным вкруг для защиты каравана, была небольшая брешь, достаточная для того, чтобы протащить нашу волокушу...

Едва оказавшись за «забором» мы с Илайей повалились без сил. Веним в одиночку перенес раненных в шатры, в которых вовсю пылали жаровни. Амазонки, которые были на ногах, пытались помогать, но скорее мешали, путаясь у него под ногами. А мы с Илайей продолжали лежать на снегу, тяжело дыша и не чувствуя холода.