Бывшая рабыня, выслушав мою отповедь, замолчала. И так же, не сказав больше ни слова, взяла протянутые Амилом покрывала. Пока Зелейна заворачивалась в несколько слоев ткани, и надевала ошейник, ко мне приблизился Аррам:
- Ваше величество, - прошептал он. Из-за горы покрывал, прятавших мое лицо, я едва слышала, что он говорил, - вы уверены в своем брате? Как только мы перейдем границу он сможет заявить на вас свои права и отвезти к отцу. Я мог бы сам изобразить вашего хозяина...
Я оскалилась. За две седьмицы пути моя злость на Великого отца не стала меньше. Напротив, я ненавидела его с каждым днем все больше. Он ломал через колено весь мир, меняя привычную тихую и спокойную жизнь на горе и слезы. Такое не прощают... Но это не значило, что ненависть ослепила и оглушила меня настолько, чтобы я потеряла разум. И не услышала что-то нехорошее в голосе наемника.
- Я не доверяю никому, Аррам. - так же тихо ответила я. - Но пусть лучше моя свобода будет в руках брата, чем в твоих. Потому что тебе я доверяю еще меньше, чем Амилу. У тому же, - я усмехнулась, но Аррам этого не увидел, все же есть какая-то польза от дурацких покрывал, скрывающих лицо, - если кто-то попытается заявить права на меня на самом деле, то очень сильно рискует не проснуться. Поверь, я не постесняюсь перерезать глотку любому кто рискнет покуситься на мою свободу. Больше того, тебе и сейчас придется спать в полглаза, Аррам, потому что наш разговор заставил меня очень сильно задуматься о твоей лояльности.
- Я не понимаю, о чем вы, ваше величество, - тут же пошел на попятный Аррам. - Я никогда не сделал бы ничего подобного.
- Ну, вот и славно, - закончила я разговор. - А сейчас в путь.
Зелейна как раз закончила облачение, Амил перехватил вторую цепочку, закрепляя их на поясе. И я пришпорила коня, отправляя его вперед, но через пару мгновений меня обогнал Амил: рабыня не могла вести отряд за собой. Мы с Зелейной пристроились чуть позади, насколько позволяла длина цепочки...
Пересечь границу оказалось проще, чем я думала. Слухи о разрушении Яснограда докатились и до приграничных крепостей, и вся крепость обсуждала ужасную новость, забыв о своих обязанностях. Солдаты и таможенники обеих стран сбились в кучку и совсем не обращали внимания на тех, кто беспрепятственно переходил границу. Особенно рады были купцы, которым безразличие таможенников помогло уменьшить, а то и вовсе не платить таможенные пошлины, и мы. Потому что только заехав на территорию крепости, я сообразила, что лошади из королевского резерва, принадлежность к которому подтверждалась особым клеймом на крупе, выдадут нас с потрохами. И вся тщательно продуманная легенда о том, что Амил небогатый земледелец, возвращающийся из поездки к брату, живущему в Грилории, сходу окажется под сомнением.
Я же не хотела, чтобы Фиодор, и значит Живела, узнали о том, что я отправилась не в Южную пустошь, а в Аддию. Но в нашу сторону даже никто не взглянул...
Я еще ни разу в жизни не покидала пределов своей страны, и почему-то думала, что стоит перейти границу, как все вокруг станет другим. Но нет, если не читать цвета мундиров почти ничего не изменилось. Даже язык в приграничных районах был смешанный, а женщины иногда позволяли себе гораздо больше вольностей.
На ночь мы остановились в приграничном постоялом дворе, который в Аддии назывался караван-сарай. На этом, собственно отличия и заканчивались. Даже особый резерв лошадей, принадлежащих султану здесь тоже был. Мы с Амилом решили обменять наших коней на коней султана. Рисковали, конечно, ведь Амилу пришлось раскрыть инкогнито и обозначить свое присутствие на территории Аддийского султаната. При этом никто из нас не был уверен, что Эбрахил прекратил поиски беглой рабыни и ее похитителя. Но мой брат решил, что если не останавливаться в крупных городах и двигаться в том же темпе, что и раньше, то мы успеем покинуть пределы страны раньше, чем весть о его появлении дойдет до Эбрахила.