Уже через пару дней они придумали для нее несколько номеров с учетом местных зрительских особенностей, и Ютти присоединилась к балагану. Ребята поначалу переживали, общаясь с ней, но после привыкли. Легко называли имена и помогали вспомнить, какого рода общение их связывало. Давно свыкшаяся с недугом Ютти была приветлива и мила со всеми.

Сегодня Клома насторожило желание девушки запомнить имя господина Салдера. Ею и прежде интересовались мужчины, но она никогда не собиралась упоминать их в своих вечерних записях. Похоже, Салдер понравился ей, и ничего хорошего это не сулило. Клом боялся, что господин воспользуется наивностью Ютти, их роман затянется и получит нежелательное продолжение, а после она от отчаяния совершит какую-нибудь непоправимую глупость. Она видела будущее и прошлое многих людей, но знание не делало ее ни осторожнее, ни мудрее. Клом понимал, что с учетом происходящего вокруг его опасения выглядят глупее некуда, но ему до боли внутри хотелось защитить девчонку.

Обычно они не задерживались нигде дольше десяти дней, но с Уорлом вышла неприятность. Началась эпидемия сонной болезни, и город, как всегда в таких случаях, закрыли запирающим заклинанием. У балагана не осталось выбора: никто не мог ни выйти из Уорла, ни зайти в него. Пока заболевших было немного и погребальные костры не стали жаркими буднями, но никто не мог поручиться, что они выйдут из города живыми после полугодового карантина.

Оставалось только ждать и стараться сохранять силы и спокойствие.

***

Вечер дурманяще пах шиповником. Ютти еле заставила себя вернуться в кибитку, чтобы сделать записи перед сном. Пропустила бы, если бы не встреча с тем мужчиной, Салдером. Его отчего-то захотелось сохранить в памяти.

Он выглядел необычно. Высокий, стройный, но некрупный, темная шевелюра до плеч и слишком правильные черты лица: прямой нос, большие, внимательные глаза, мужественный подбородок с аккуратной ямочкой и густые темные брови. Ютти казалось, она видела его там, в забытой ею жизни, но память не давала подсказок. Оставалась лишь наблюдать и делать выводы. К несчастью, спешить им было некуда. Выйти из города было невозможно. Им всем предстояло здесь или умереть в кошмарных муках, или пережить множество чужих кошмаров.

Ютти приподняла плоскую крышку сундука, достала оттуда две толстых красных свечи, поставила их на небольшой стол и потерла фитильки. Те послушно загорелись. Ютти подвинула лежащую здесь же стопку листов ближе, взяла карандаш и принялась за записи.

«Мы все еще в Уорле, – написала она. – Получается, наш балаган здесь уже двенадцать дней. Боюсь не сонной болезни, а того, что наши номера скоро наскучат местным и нам снова будет нечего есть. Отлично помню, что не люблю голод. После трех дней могу думать только о пище.

Добряку Клому отчего-то не понравился мой новый знакомый Салдер. Меня он тоже настораживает, я не увидела ни его прошлого, ни его будущего, но не чувствую от него угрозы. Возможно, мы оба: и Клом, и я, придаем слишком много значения мимолетной встрече, и Салдер не придет завтра, как обещал. Мы заперты здесь, но, мне кажется, у него куда больше свободы, чем у остальных.

Нюта предлагает поискать работу в городе, все равно мы выступаем только после обеда. Думаю, это здравая мысль. Лучше, чем голодать.

Надо непременно прогуляться к озеру, местные говорят, там очень красиво».

Ютти отложила карандаш, положила сверху вынутый с самого низа стопки лист и пробежалась глазами по тексту на нем. Много дней назад описала здесь всех участников балагана и перечитывала строки каждое утро. Снова взяла в руки карандаш и дополнила текст: