От страху, не иначе, - гворхов до того я только в университетском музее и видела – шар получился ярко-белым, стабильным и, главное, полетел именно туда, куда его послали: прямиком в оскаленную пасть. Щелкнули челюсти – нежить, даже высшего порядка, к обучению не способна – и спустя мгновенье раздался взрыв.
Глаза я закрыть успела.
Только и успела, что закрыть глаза…
…нет, день определенно не задался.
А ведь так хорошо все начиналось. Сестрица моя, в кои-то веки уняв любовное томление, ушла в работу. И не просто так ушла, а первый серьезный заказ выполняя, как ни странно, но зелье ее и вправду нашло покупателя. И пусть речь пока шла о пробной партии, но близость честного заработка подействовала на Грету самым чудесным образом. Главное, что в доме стало тихо, а что пованивало изредка, так это мелочи.
Я устроилась в саду, в зарослях малины, которая постепенно расползалась, захватывая двор. Особенно ей по нраву пришлась та его часть, которая граничила с соседкиным забором. Полагаю, дело в помоях, которые любезная фра Никоряк щедро выплескивала на задний двор.
Малина помои ценила.
Цвела.
И радовала крупной полупрозрачной ягодой ярко-синего колера.
У меня были книга, остатки творожного печенья, холодный ягодный морс и твердое намерение провести день в тишине и неге. И не важно, что книга оказалась любовным романом самого ванильного свойства, а печенье уже вызывало некоторые сомнения в своей съедобности, но…
Я его грызла.
Похихикивала над витиеватыми признаниями влюбленного орка, который пытался добиться внимания бедной, но очень гордой сиротки, и была счастлива настолько, насколько это в принципе возможно.
Принесла ж нелегкая почтальона.
Сперва я даже не поняла, что нужно этому тощему мужчинке с печатью обреченности в глазах. Стоит у ограды, переминается с ноги на ногу, шею вытягивает, силясь разглядеть что-то по-за зарослями малины. А та, засранка зеленая, и рада стараться. Листья распушила, колючки расставила, приглашая в теплые объятья…
- А… - голос мужчинки дрогнул. – Здесь живет Юстиана Нихвельсон?
- Здесь, - вынуждена была признаться я.
Если имя мое меня вполне устраивало – бывает и хуже – то фамилия заставляла вспомнить о матушке и ее надеждах, которым не суждено было сбыться.
И мне вручили конверт.
Розовый, мать его конверт, щедро посыпанный золотой пылью.
Приглашение.
На свадьбу.
Они издеваются?
Они определенно издеваются, Глен и моя треклятая бывшая подруга, которую в данный конкретный момент времени я ненавидела куда сильнее неверного бывшего. В конце концов, его жажда устроиться в жизни поудобней была мне вполне понятна, а вот она…
…дорогая Юстиана…
Охренеть, до чего дорогая… и этот почерк узнаю, с завитушками и идеальным наклоном. Не то, что мой. У меня буквы норовят расползтись, что тараканы на вольном выпасе…
…нас безмерно огорчает сложившаяся ситуация, которая порождает слухи самого нелепого толка…
Ага, значит, болтуны подруженьку довели.
В это верю.
Марисса всегда была слишком идеальна для нормального человека, а про идеал люди должны говорить только хорошее и, желательно, с восторженным придыханием.
…и желая доказать их несостоятельность, я приглашаю тебя разделить нашу радость.
Третьей в койке?
Глен не откажется, только, боюсь, Марисса имела в виду не это.
…зная, что в настоящее время ты испытываешь некоторые затруднения финансового плана, я готова взять на себя все материальное обеспечение…
Паразитка.
Знает она…
…и я пойму, если ты сочтешь нужным отказаться.
Отказов Марисса и в прошлой жизни терпеть не могла.