- Нет. Я тебе все отчеты сдала и взяла отгул на три дня.

- Я тоже. По семейным обстоятельствам. Начальник полиции так улыбался при этом. И не описать словами! - хмыкнул Уинн.

Он подъехал и остановил машину прямо возле центрального входа. В конце концов, было уже довольно поздно и народу возле больницы, как и машин, было немного. Я не стала ждать, пока Уинн выйдет сам и поможет мне, открыв дверь и подав руку в соответствии с этикетом… Подхватив юбки вечернего платья, и в душе их всячески проклиная, я неслась, перепрыгивая через две ступеньки. Уинн не отставал.

Мы влетели в отделение и только тут притормозили. К нам вышла пожилая монахиня в сером монашеском клобуке и жестом позвала нас за собой.

Значит, малыша уже определили к сиротам. Монахини в нашей больнице занимаются только ими. С остальными младенцами возятся медсёстры.

Она открыла одну из дверей, и сразу на нас обрушился детский плач. Я растерянно притормозила. В палате было пять люлек. Я оглянулась. Но монахиня подошла к одной из них, взяла оттуда отчаянно кричащего младенца и подошла к нам с Уинном.

- Вы уверены в своём решении? - спросила она.

- Да! - твёрдо ответила я и протянула руки.

Монахиня осторожно передала мне свёрток, закутанный в серые пеленки. Вообще всё тут было серым. Даже одеяльце. Я взяла кулёк и осторожно взглянула на сморщенное, красное от натуги личико. Малыш был не очень симпатичный. Во всяком случае, ничем не напоминал тех румяных карапузов, которых демонстрировали мне бывшие подруги. Но, правда, там я была в гостях, в богатых домах, и младенцы были укутаны в дорогие кружевные пелёнки и яркие одеяла. Этот же малыш в серых пелёнках совсем не умилял. Но едва я выпустила магию, как коконом окутывая ею малыша, он почти сразу успокоился. Крик прекратился, и он зачмокал и забавно сложил губки.

- Ой! - только и смогла сказать я.

- Поздравляю вас, мамочка, - улыбнулась монахиня.

- Ага, - ответила я, разглядывая младенца.

Слов у меня временно не было. Одни звуки. Ребёнок был таким крошечным! Ну… на мой неискушённый взгляд. Я представляла себе младенцев гораздо большими по размеру. Малыш чмокал, потом попробовал открыть глазки. У него это не очень хорошо получилось, и он их снова, так и не открыв полностью, закрыл и, по моим ощущениям, заснул. И что теперь?

- А он так до утра проспит? - с надеждой спросил Уинн.

- Нет, разумеется. Его нужно будет покормить. И делать это нужно по часам.

- Кормилица придёт завтра… - неуверенно сказал Уинн.

- Мы дадим вам с собой сцеженного молока наших кормилиц. На ночь вам хватит, - ответила монахиня.

- Ага, - снова выдавила из себя я.

- Что с бумагами? - задал вопрос Уинн.

- Девушка подписала их все, не задумываясь. Мы всё оформили. Профессор Лоринж предупредил, что вы скорее всего придёте за ребёнком, и даже настоял, чтобы мы оформили все документы заранее. Так что вам осталось только поставить подпись, - ответила монахиня.

- Да! Давайте, - выразила я готовность.

Мы прошли в кабинет. При Центральной городской больнице был небольшой Храм Тёмного, и вплотную к нему располагался кабинет главной смотрительницы. Он был мрачный, и всё в нём тоже было серого цвета. Лишь большое витражное окно, соединённое со стеной храма, напоминало, что мы в сестринской обители Тёмного.

Монахиня протянула мне бумаги. Я села возле большого письменного стола, а Уинн поддерживал меня за локоть. Он и забрал бумаги вместо меня. Он быстро пробежал все документы глазами. А потом протянул мне, сдержанно кивнув.

- Вот тут и тут. А ещё вот здесь, в общем журнале, - я расписывалась, не читая.