Причём, человека, носящего пояс посвящения, обязательно должны были сопровождать негры с носилками и несколько невольников. Вероятно, отрокам захотелось просто прогуляться в благодатном одиночестве или побеседовать без соглядатаев, поэтому ни слуг, ни сопровождающих девиц, ни носилок не было, Они шли довольные своим одиночеством, поскольку времени побыть вдвоём, поговорить без посторонних, им явно не хватало.

Низкорослый, бросив взгляд искоса, заметил, что его долговязый спутник вышагивает походкой важного господина и обеими руками держится за пояс, очень похожий на эфуд. Долговязый явно разучивал величавую походку сильных мира сего, что у него выходило довольно-таки неумело и вызвало усмешку тонких губ низкорослого юноши.

– Разве ты не знаешь, Менефта, – чуть заикаясь, произнёс коротышка, – что эфуд разрешено носить только посвящённым? За подлог священного пояса сам фараон тебя не помилует, несмотря на то, что он твой отец.

Услышав такое обличение, спутник недорослика оторвал руки от пояса, будто золото пряжки вспыхнуло ярким пламенем на его животе, потом снова схватился за злополучную пряжку, прикрывая её ладонями, потому как не знал, куда деть руки. Долговязый Менефта споткнулся на ровном месте, и его величавую походку можно было назвать уже мистическим миражом налетевшего из Ливийской пустыни злого ветра.

– Но ведь ты же знаешь, Хозарсиф, что это не эфуд?! Мой пояс только похож на святыню! Я вовсе не посягаю на жреческие законы! – начал защищаться долговязый и, непроизвольно копируя друга, принялся так же заикаться. – Но ведь ты не донесёшь на меня отцу?

Коротышка не обратил на новоявленного заику никакого внимания, только машинально правой рукой принялся накручивать на палец косичку,[6] что привык делать в минуты раздумья. Потом обратился к спутнику уже серьёзно:

– Прости, друг, – серьёзно проговорил Хозарсиф. – Я совсем не хотел обидеть тебя. Но в отличие от тебя я помню, что от рождения считаюсь твоим двоюродным братом, а где ты видел, чтобы брат предавал брата или доносил на него? Тем более жрецы уже отдают тебе таинства своих знаний, как и положено наследнику фараона.

– Зря завидуешь, Хозарсиф, – удовлетворённо наклонил голову собеседник. – Я хоть и старше тебя, но до сих пор не могу постигнуть тайных знаний нашей страны. Знаешь, жрецы постоянно предлагают обращаться только к собственному разуму. А что я могу выискать в разуме, если не знаю, зачем и как сотворён человек? Тебя я всегда слушаю со вниманием, ибо ты наделён даром словотворчества, хоть и заикаешься. Я уже привык понимать тебя, и за наши беседы боги вознаградят тебя.

– Но ведь любому, кого ни спроси, известно, что Египет – это образ неба, то есть отражение неба, как в воде, или бронзовом щите воина, – для наглядности Хозарсиф даже показал указательным пальцем на небо и землю. – Всё, что происходит здесь, то обязательно отражается на небе. Ведь наши боги не гуляют по Египту и не плавают в барках по Нилу, но всегда знают, что здесь происходит, кому оказать помощь и кого стоит наказать. Недаром нашу землю считают небесным храмом, и жрецы это прекрасно знают. Но они не знают, что напрасно соблюдается в Египте культ богов. Наша страна – совсем не отражение небесного мира.

– Ты в своём уме, Хозарсиф? – искренне ужаснулся Менефта. – Ты, верно, наслушался наставлений Отоя, духовника твоей матери. А она хоть и сестра моего отца, но, как настоящая принцесса, не должна слушать наставника из Месопотамии. Да и чему может научить простой шумер, хоть он и жрец?