Он автоматически выполнял свои нехитрые обязанности, а сам думал о Маяковском. Он знал поэта из школы, помнил «достаю из широких штанин», ещё что-то смутно про облако, учительница вроде говорила о поэте как о воспевающем развитой социализм. Копчёный как раз жил в эту эпоху и сомневаться, что социализм именно развитой, ему в голову не приходило.
Он силился вспомнить, метров через двести пятьдесят неожиданно всплыли чудны́е слова:
«Чего хотел сказать? – думал Копчёный, – чего хотел, то и сказал. Руки натренировал, стали они сильные и длинные, как канаты. А шея сама накачалась, там в боксе упражнения специальные есть…»
Татарин тем временем вспоминал другие строчки. В отличие от Копчёного у него с советской властью было не всё гладко. Сильно пострадали в своё время родители, старый, сморщенный дед вообще принципиально отказывался говорить по-русски, а сам Татарин уже успел ходку сделать.
Он нутром почуял, что Маяковский на что-то намекает:
«Ага, – обрадовался Татарин, – ёб…ли ему по сопатке, так он всё и позабыл. Вот они комсомольцы-добровольцы херовы, пи…ть только горазды, а чуть что – и видеть ваше бл…ское соцсоревнование не желаю…»
Вечером, ближе к полуночи, на стол с ватманом упали две школьные тетрадки. Копчёный написал крупным, округлым, понятным почерком, но мало.
Борис зачитал вслух, стараясь сохранить оригинал:
«Маяк радуется советскому спорту, по старинке называет его красным. Он хочет, чтобы все советские люди занимались – „…нужен массу подымающий спортсмен“. Чтобы, значит, сам бабайки накачал и народ подтянул. Государство заботится о спорте и само собой о спортсменах – „И растёт приобретённый чемпион безмятежней и пышнее, чем пион…“
Спорт, говорит Маяк, из кого угодно человека сделает – „…чуть не в пролетарии произведут из торгаша“. А станешь хорошим спортсменом, тебе послабления разные (так что занимайся не хочу) – „…могут зря (как выражаются провинциалы) всех девиц в округе перепортить!“ И правильно, чего на них смотреть, товарищ начальник, на то и девицы, чтобы портить».
Понять, что написано в тетрадке Татарина, не представилось возможным из-за грязи, кривых букв и перечёркиваний. Борис велел автору самому прочитать.
Тот с готовностью утвердился у стола, глянул было в соседний отсек, но махнул рукой – бенефис важнее – и выкрикнул:
– Доклад! «Товарищ Маяковский не такой уж оказался вам всем и товарищ. (Я когда говорю „вы“, не вас имею в виду, а всех строителей коммунизма. Вы-то тут ни при чём.) Козырный чувак с самого начала свару начал – „Товарищи, поспорьте о красном спорте!“ Короче, предъяву бросил, а вы рвите друг друга. Слова хорошего для гондонов-спортсменов не нашёл – „…нагоняя мускулы на теле, все двуногие заувлекались спортом“.
И вот ведь к чему ведёт, падла. К примеру, кент бегать от конвоя хорошо наловчился, время показывает. А наш туз тут как тут – „За такими, как за шерстью золотой овцы, конкурентову мозоль отдавливая давкой, клубные гоняются дельцы, соблазняя сверхразрядной ставкой“. У нас, значится, третий разряд, а такой бегун получит сразу пятый, в тундре его не найдёшь, наряд на него закрой, а он на стадионе вы…ться будет. Такой вот у коммунистов любительский спорт, а поэт коммунистический ещё подсевает.