— У меня была всего одна пятёрка в аттестате. По рисованию. Остальные тройбаны. Так что я бы тебя точно дразнил. Из вредности.

— Отрадно слышать. Но не удивлена. Я до девятого класса у мальчиков в принципе популярностью не пользовалась. 

— Значит мальчики идиоты.

— Ты ж сам сказал...

— Я сказал, что дразнил бы. Но это не значит, что ты бы не могла мне понравиться. 

— Ну... — снова смутилась. — В нашем классе много девчонок было намного красивее. Две после выпуска в модели аж подались.

— Красота — понятие субъективное. Она ничего не стоит, если кроме неё ничего нет. Красивых пруд пруди, а вот умеющих ещё и думать... Мозги — вот что сейчас сексуально.

Она безумно смешная, когда смущённая. Сидит, давится пивом, стирая с подбородка мокрые дорожки и не знает, куда глаза деть. Вижу, что у неё вертятся колкие замечания на языке, но она держится. Молодец, девочка. Это мне нравится.

Курю, пока доедается третья по счету "горячая собака". Дальше молчим. Я играю зиповской зажигалкой, она попутно отвечает кому-то на сообщение. Надеюсь, не Дане. Друг сто процентов не обрадуется если узнает, что я сопровождаю его сестру без его на то ведома. Это мне дали понять предельно ясно. Ирония, но в целом не обидно. Всё по делу.

Не люблю наскальную живопись на девушках. Так же сильно, как наклеенные брови, накладные волосы и пельмени вместо рта, однако снова и снова возвращаюсь взглядом к узорам на руках Томы. Скольжу по ним, проводя невидимые пунктирные линии от рисунка к рисунку, пытаюсь рассмотреть детали и едва сдерживаюсь, чтобы не коснуться хаотичных, но смотрящихся в целом весьма гармонично татуировок.

Американские хот-доги Питерского производства съедены, пиво допито, сигарета докурена. Перерыв окончен, так что мы продолжаем прогулку, направляясь в сторону Петропавловской крепости. На улице тридцать с копейками, сдохнуть хочется от жары. Такая погода не моя тема, предпочитаю прохладу. Можно даже снег. Зато Тамару будто и не заботит палящее солнце с парилкой. 

Едва мы переходим Кронверкский мост и заходим с задней части территории, оказываясь у Алексеевского равелина, её снова переключает. Всё остальное перестаёт существовать. И я в том числе. Хотя нет, вру, я всё же нужен — фоном. Чтобы не подумали, что деваха поехала кукухой, так как всю дорогу нас сопровождают её комментарии.

— Первым узником Трубецкой тюрьмы стал сын Петра I — царевич Алексей. Он подозревался в измене и умер в стенах крепости. 

— У этих стен были расстреляны великие князья из семьи Романовых.

— У Трубецкого бастиона, кстати, проводились расстрелы во времена Красного террора. Тела до сих пор находятся в расстрельной яме, сейчас там вертолётная площадка. Несколько лет назад были раскопки, которые подтвердили их местонахождение.

— А ты знал, что Петропавловскую крепость хотели снести в первой половине двадцатого века и выстроить на этом месте стадион, но, к счастью, задуманного не сделали?

Тюрьма Трубецкого бастиона, музей Пыток, музей истории Санкт-Петербурга... Я снова просто следую за ней: слушаю, не перебивая, и ловлю под локти всякий раз, когда она спотыкается на неровностях, норовя пропахать носом брусчатку. Ноль эмоций. Поспорить готов, грохнись вдруг и до крови колени раздери — не почешется. Встанет и дальше пойдет.

Зато приметная девушка, выстреливающая исторические факты пулемётной очередью привлекает внимание туристов не меньше, чем сами достопримечательности. Иностранцы провожают её с удивлением, забитые руки отлично просматриваются, местные внимательно вслушиваются, мужчины же любых наций просто с интересом смотрят ей в спину. На юркой полуголой заднице уже не осталось живого места, настолько её мысленно залапали. На месте Дани я бы всё же поднял вопрос о внешнем виде сестры. Не дело это.