Про меня забывают. Начисто. Убегают вперёд, не оглядываясь. Только и остаётся ступать следом невидимой тенью и следить, чтобы та нигде в стекло не влетела на радостях. А то попытки уже были, когда она на выводок пингвинов засмотрелась. Мда. Чувствую себя папашей на выгуле.
Моё наличие обнаруживается лишь, когда выставочные витрины обрываются неказистой табличкой "выход". Надо видеть её мимику этот момент. Такое удивлённое моргание в духе: не поняла, а ты откуда здесь?
Выходим обратно на улицу. После длительного искусственного освещения не сразу привыкаешь к слепящему солнцу. И духоте. Под кондиционером было приятней.
— Куда хочешь дальше? — надеваю очки, чтобы избавиться от прыгающих перед глазами слепящих солнечных зайчиков.
На физическом уровне чувствую, как в Томе возвращается робость. Снова зажимается и мнёт пальцы, наивно полагая, что я не вижу. Не понял, она меня боится что ли?
— Я бы перекусила чего, — смотрит в сторону, переключаясь на теребление рассыпанных по плечам кончиков. Ещё и губы кусает. Ох, не делала бы она так. — С утра только булку с кефиром умяла.
Поесть, не вопрос. Предлагаю ей нормальный ресторан на "Летучем Голландце", пришвартованный рядом с Биржевым мостом на противоположной стороне от Стрелки, но вместо этого меня уводят левее... в замухрышную уличную кафешку с тремя хлипкими пластиковыми столиками.
Это даже не кафешка, а какое-то недоразумение размером метр на метр. Без нормальной системы канализации. В жизнь бы тут есть ничего не стал, а она сидит довольная и за обе щеки уплетает хот-дог, запивая разбодяженным пивом.
— Это еда? — наблюдаю, как вслед за первым хот-догом в её желудке лихо пропадает прихваченный заранее второй, капая на прощание кетчупом. Такой обед не вызывает воодушевления. Это ж не съедобно. Отрава в чистом виде.
— Для меня, да.
— Нормальную тарелку борща навернула бы. Мяса, — кивок на оставшийся сзади корабль, покачивающийся на волнах. — Там вполне сносно кормят.
— Я будущий студент, а студенты не ходят в такие заведения, потому что они бомжи.
— Только в этом проблема? Всё равно же я плачу.
С боем, но плачу. За эти вшивые булки мне едва лицо не расцарапали, пытаясь засунуть мятые сотни за шиворот.
— Не надо. Меня всё устраивает, — отмахивается Тома, замечая оставленное пятно на цветастой футболке и пытаясь отшкрябать его ногтём. — Блин.
— Снимай. Пойдём на камнях застирывать, — в шутку предлагаю я.
— Это тебе так хочется меня голой увидеть? — дерзко прилетает в ответ. Ишь, какая. Язычок как бритва.
— Ты и так практически голая. Это на тебе шорты или трусы? — вырядилась так, что тряпка едва задницу прикрывает. Ещё и колготки в сетку напялила. — Кто в таком виде поступать приходит?
— Я, — отбривают меня. — Там проверяют не длину моих шорт, а аттестат. А с ним, слава богу, проблем нет.
— Значит, ты отличница?
— Хорошистка. Три четвёрки запороли красный диплом. Ну а что я сделаю, если в химию с физикой ни в зуб ногой, ни в морду лаптем? Не моё это, сколько репетиторов не нанимай.
— А третья четвёрка за что?
— Ну... — смутилась. Вся запунцовела. — По истории.
Кхм.
— Ты ж вроде знаток.
— Не знаток, но у меня училка дебилка была. Сама ничего не знает, а детей учит. Ну мы с ней и поцапались. Она мне вообще тройку собиралась влепить, но там уже директор подключился и ей пришлось идти на уступки. Обидно, тем более что ЕГЭ по истории я сдала почти на сто баллов. На мелочи вообще прокололась, даты перепутала. Обидно.
— Значит, ты всё-таки умняшка. Ботаничкой не дразнили?
— Дразнили. Особенно когда очки для коррекции зрения носила.