Услышав заветное слово, халиф приподнял брови, но ничего не сказал.

– Когда владелец корабля вышел на палубу встретить спасенного, Агиб с ужасом обнаружил, что им оказался не кто иной, как эмир… Тот самый человек, стража которого гонялась за вором по всему Багдаду и вынудила пуститься в это злосчастное плавание. На мгновение Агиб задумался, не прыгнуть ли в пучину моря, однако эмир тепло улыбнулся гостю и поприветствовал его на борту. Бывший вор понял, что потрепанный вид сделал его неузнаваемым. Тогда спасенный мореход преломил хлеб за столом эмира, разделив с ним еду и напитки, будто не имел представления о личности благодетеля. Пожилой мужчина оказался непревзойденным хозяином и сам наполнял чашу Агиба, развлекая его рассказами о своих многочисленных морских приключениях. Ближе к вечеру эмир поведал, что покинул родные берега несколько недель назад в поисках острова с таинственной горой, где была сокрыта волшебная чаша, способная дать ответ на любой вопрос – о прошлом, настоящем и будущем.

Халиф откинулся назад, опираясь на локти. Взгляд его потеплел.

– Заслышав слова собеседника, Агиб замер. Несомненно, речь шла о той самой чаше, что лежала сейчас в его мешке. Изобразив недоумение, бывший вор спросил эмира, почему тот решил отправиться в такой опасный путь в столь преклонном возрасте. С грустью пожилой мужчина признался, что лишь одна-единственная причина могла побудить его покинуть родные берега в поисках черной горы и спрятанной в ней чаши. Несколько недель назад у него похитили нечто очень важное: кольцо, принадлежавшее умершей жене. Эта вещь оставалась единственным напоминанием о любимой, оттого ценилась превыше всего. На улицах Багдада умелый вор стащил украшение прямо с руки эмира и растворился в толпе, словно тень. С того самого дня призрак умершей жены стал преследовать мужа по ночам. Необходимо было вернуть кольцо любой ценой. Для этого и требовалась чаша. Волшебная вещь помогла бы вернуть памятное украшение, умилостивив дух покойной и восстановив добрую память об их любви.

– Значит, эмир хотел спросить всеведущего джинна об обычной безделушке, простом символе любви? – прервал повествование халиф.

– Обычной безделушке? Любовь – величайшая из движущих сил, мой повелитель. Ради нее люди совершают невообразимое… и часто достигают невозможного. На вашем месте я бы не посмела насмехаться над подобной мощью.

– Я не насмехаюсь над силой любви, – поймав взгляд Шахразады, сказал халиф. – Лишь сокрушаюсь о том, какую роль она сыграла в этой сказке.

– Неужели моего господина опечалила важность любви для эмира?

– Скорее меня раздражает важность этого чувства для любого человека, – после некоторой заминки отозвался халиф.

– Вполне объяснимо, – на губах Шахразады появилась грустная улыбка. – Хоть и немного предсказуемо.

– И снова ты полагаешь, что многое поняла обо мне за один день и две ночи, моя госпожа, – склонив голову, произнес халиф.

Шахразада отвела глаза и рассеянно принялась теребить уголок подушки, ощутив, что к щекам прилила краска.

«Моя госпожа?»

В наступившем неловком молчании стало слышно, как пошевелился халиф, которому явно стало не по себе.

– Вы правы, – пробормотала Шахразада, – мне не следовало этого говорить.

Собеседник глубоко вдохнул. В покоях воцарилась неловкая тишина.

– А мне не следовало тебя прерывать. Приношу свои извинения, – прошептал он. Услышав эти слова, Шахразада изо всех сил сжала бордовую бахрому подушки. – Прошу, продолжай.

Девушка подняла глаза на халифа, кивнула и вернулась к сказке.