Всё совершенно новое. И тоже моего размера.

Сглотнула. Комната просто пестрила разнообразными красками, голова кружилась. Мне стало плохо, и я быстро вышла, сев на кровать.

Возможно, это дядя постарался с этой одеждой, но мне совершенно ни к чему столько нарядов! Да ей можно нарядить весь наш монастырь и близлежащую деревеньку. У меня никогда не было столько вещей. Четыре закрытых платья по щиколотку, две длинные юбки и блузки, прикрывающие плечи. Но и джинсы я тоже изредка носила, когда мы выходили с подругами в лес на пикник. И все мои наряды висели на плечиках, что я цепляла на гвоздик, прибитый к стене…

Грустно вздохнув по самым лучшим дням в моей жизни, я погрузилась в размышления, как мне быть дальше.

6. Часть 6

Оглядываю комнату внимательным взглядом и при этом хмурю брови.

– А где мои вещи? – говорю тихонько, закусив задумчиво губу.

Затем встаю с кровати, намереваясь спуститься вниз, ведь возможно мой багаж остался в прихожей.

Когда я уже шла по длинному широкому коридору в тёмных холодных тонах, мои глаза распахнулись от удивления. Вдоль всей левой стены висело огромное зеркало, подсвечиваемое по всей длине снизу. Я подошла поближе и увидела перед собой хрупкую девушку с фарфоровой кожей в махровом халате и с растрепанным пучком на голове, из которого до сих пор торчала невесомая фата. Моё лицо так и замерло в странной гримасе удивления. И что дальше делать, я совсем не понимала.

– Я теперь жена…

Грустно усмехаюсь и направляюсь дальше, босыми ногами шоркая по напольному ковру, устеленному в этом коридоре от стены до стены. Небольшой саквояж, хранящий мои скромные пожитки, стоит на современном и однозначно дорогом комоде графитового цвета. И смотрится он рядом с ним просто ужасно. Кожаный и коричневый, он совсем не вписывается в реалии современного мира.

Я вновь поджимаю губы, не в силах свыкнуться с мыслью, что моя жизнь могла быть совершенно другой.

Только вот я ни капли не жалею, потому что в монастыре, где я провела много лет, я научилась не зацикливаться на дорогих вещах, внешности, разврате и гордыне. Это ведь всё неважно. Зато я чиста и телом, и душой, верю в доброту и сострадание. Я живу в радости и не голодаю. Не завидую, не хвастаюсь, не совершаю преступлений. Я счастлива, как никто другой, и Бог это видит.

Вернувшись в комнату, я первым делом достаю свой обычный кнопочный телефон и набираю дядю. Хотелось узнать имя моего мужа, которое я так и не узнала. Ведь была ошарашена этой новостью и переживаниями за дядю! И ещё хочу уточнить некоторые моменты договорного брака. Например, то, что совсем недавно вытворил мой муж. Это нормально? Вот так раздевать меня ножами? Это неуважение к незнакомому человеку! Да и к жене тоже!

И вообще, он меня мог убить!

Дважды!

Округляю глаза и задыхаюсь, вспоминая об этом моменте. Я сегодня слишком растерянная, всё из головы вылетает.

– Слушаю, Абелин, – на том конце провода раздаётся весёлый голос моего дяди. – Уже очнулась? Как ты, девочка?

– Спасибо, хорошо. Назови, пожалуйста, имя моего мужа и мою новую фамилию, – говорю в телефон, пальцами ощупывая ткань свадебного платья, что лежит рядом на кровати. Нужно будет поискать нитки с иголками, что где-то лежали у меня в саквояже.

– Оу, – вздыхает дядя. – Виктор Фарт. А разве он тебе не сказал? Где он?

– Ушёл, – пожимаю плечами, хоть и не для кого. – Спасибо, а ещё скажи, Виктор имеет право распускать руки? Это ведь неправильно, – пальцы сжимают ткань нежнейшего гипюра от того напряжения, что сковало внутренности.