— Да пошёл ты! — Пытаюсь извернуться, но всё без толку. Я в западне. В захлопнувшемся капкане. И в какую бы сторону сейчас ни шагнула, я упаду.

— Думаешь, начну отговаривать? — Мерзкий смех Турчина теннисным мячиком отлетает от стен и бешеным эхом парализует сознание.

— Мне на тебя плевать! — Не прекращая ржать, Арик сплёвывает на белоснежный кафель, но вопреки своим заверениям продолжает удерживать меня от падения.

— Да ладно? — Мне приходится повышать голос, чтобы перекричать хохот парня. — А я думала, подтолкнёшь! Ты же мастер сваливать людей в воду.

Смех смолкает сию секунду. Лямки купальника безнадёжно трещат в кулаках Турчина, до боли впиваясь в кожу на груди. А сам парень, кажется, перестаёт дышать — так тихо, так неестественно тихо становится вокруг.

— Повтори, Тася! — шипит Турчин не своим голосом спустя вечность.

— Повтори! — надрывно орёт и, я чувствую, как он начинает дрожать — всем телом, неистово, как Гера в приступе панической атаки.

— Ты же сам просил узнать про шрам! Чего удивляешься? Это же ты свалил Савицкого в ледяную воду! Из-за тебя он наткнулся на тот штырь! По твоей милости потерял отца и право на нормальную жизнь! Ты монстр, Турчин! Нет, ты гораздо хуже!

— Дрянь! — сиплым голосом перебивает меня Арик — без тени раскаяния, без малейшего осознания своей вины. — Какая же ты дрянь, Тася!

— Отпусти меня, — пугаюсь не на шутку. Это не дом, а чёртово сборище психов!

— Отпустить? — ехидно цедит Турчин и действительно отпускает, чересчур резко и внезапно оттолкнув от себя.

Перед глазами успевает пронестись вся моя жизнь: улыбка отца, наш скромный дом, задорный смех друзей. Я чувствую, как лечу в бездну. От страха закрываю глаза. Но Турчин не даёт мне упасть, в последнее мгновение грубо притянув к себе.

Мы оба тяжело дышим. Утопаем в ненависти и слишком многое хотим высказать друг другу, но отчего-то молчим…

— Когда-нибудь ты ответишь! За всё ответишь, Турчин! — срываюсь первой, дрожащим голосом оглашая пространство. — За Геру! За его отца! За мою переломанную жизнь!

— А ты, Тася, вспомнишь! Когда-нибудь ты всё вспомнишь! — Озверев, Ар отбрасывает меня подальше от воды и с нескрываемым удовольствием наблюдает, как я снова по его милости расшибаю коленки об глянцевый кафель и корчусь от боли. Под звуки моих стенаний Турчин вытирает ладони о дорогущую ткань собственных брюк и, напоследок взглянув на меня с неприкрытым отвращением, шагает к выходу.

— Считай, это твоё заключительное задание, — бросает он на ходу и громко хлопает дверью.