Так нравится, что Аврора едва сдерживает поступающие стоны, извиваясь и целенаправленно насаживаясь на мои пальцы. Ещё и ноги сжимает, чтобы не выпускать меня.

Ля, она прям вошла во вкус!

Останавливаюсь, не давая ей заполучить заветный оргазм, рывком разворачивая к себе. И молча смотрим друг на друга, утопая в запахах похоти и секса, заполонивших доверху дом на колёсах.

Рорик само очарование. Раскрасневшаяся, с тяжело вздымающейся грудной клеткой, с прилипшими ко лбу волосами и с торчащим из-под съехавшей полурасстёгнутой рубашки соском...

Да, она, конечно, дешёвка. Но, мать вашу, как же горяча и сексуальна эта дешёвка!

— Ммм... — пробую на язык липкие от естественной смазки пальцы. — Вкусно. Хочешь? — со смешком предлагаю ей, не ожидая согласия, но... получаю его.

Облизывает. Не отрывая от меня взгляда, послушно берёт их в рот, неторопливо и пздц как охренительно возбуждая посасывая указательный со средним.

Маааать твою!

Обхватив её за затылок, впиваюсь в пухлые губы очередным поцелуем. Тем, от которого в башке лопаются сосуды, в венах кипит, сворачиваясь, ядовитая смола, а на зубах крошится эмаль.

Целуемся ненасытно и исступленно. С садисткой грубостью и изголодавшейся жадностью. Будто это последний поцелуй в нашей грёбанной жизни. Будто завтра мы оба сдохнем.

Чёрт!

Хочу её!

Хочу натянуть её на себя.

Хочу слышать, как она будет орать и кончать.

Хочу поставить её колени и смотреть, как она будет сосать болезненно сводящий от нетерпении член. Так же восхитительно, как она делала это с пальцами, но...

Не в этот раз.

Разжав кулак, болезненно стискивающий ей волосы, разрываю поцелуй и выпускаю чертовку на волю. Решение, потребовавшее задействовать всю свою скудную силу воли.

— Прости, малыш, — насмешливо поправляю на тонкой раскрасневшейся шеи со следами своих отпечатков уехавшую в сторону побрякушку. Как она там его называла? Чопер, чокер? — Дальше как-нибудь сама. Пищу для воображения я тебе дал, будет на что подрочить вечерком, — возвращаю ей её же слова и, прихватив уже бесполезный телефон, так и не успевший ничего толкового снять, сваливаю обратно к койке, жалобно крякнувшей от грохнувшейся на дээспэшный каркас туши. — Это можешь забрать, — нашариваю лямку корсета, вслепую отшвыривая его хозяйке. — У меня нет фетиша спускать сперму на чужие шмотки. Только в женскую вагину.

Не отвечает.

Не оборачиваюсь, зато отлично слышу как шебуршатся, собираясь. Быстро обуваются и звякают металлическими бляшками рюкзака, после чего хлопает дверь. В трейлере всё стихает.

Отчалила.

Уже было и правда подумываю о том, чтобы быстренько передёрнуть на свежие воспоминания, но шум заведённого движка заставляет подорваться с места, кинувшись на улицу.

Вот же сука! Тряпку свою-таки оставила мне на память, а вот валявшиеся у мойки ключи прихватила. Как и саму тачку.

***

На улице вечер только-только собирается заниматься, а в стип-клубе уже будто наступила глубокая ночь.

Полумрак, неоновые переливы и распыляющиеся приторные аромо-масла справляются с задачей бесподобно, с порога окутывая клиентов пленительной вуалью порока, разврата и предвкушения.

Правда ловить на живца пока некого. Заведение ещё закрыто и некоторые стриптизёрши, уже готовые заступить на смену, пока крутятся не вокруг шеста, а около бара.

В зале, за своим любимым местом, замечаю лишь двоих: Барина и какого-то пацана в чёрном. Чёрная водолазка, чёрные рваные джинсы, чёрные берцы — натурально полный блэкаут.

Оба о чём-то негромко переговариваются, однако при виде меня разговор моментально затухает.