─ И ты представила меня на месте безымянного трупа?

Я всегда понимал ее с полуслова или даже с полужеста.

─ Ага, ─ бормочет она, вновь став той нежной невинной девочкой, какой я ее впервые узнал.

─ Легче стало? ─ ухмыляюсь я, не снимая руки с ее вздрагивающего тела.

─ Какой же ты придурок, Ярослав! ─ кидает упрек Анечка и кладет мне голову на плечо. Деликатно так упирает затылок в мое тело, чтоб даже случайно не сделать больно, а я млею от нежности, зарываясь носом в мягкие, как у Сашки, волосы.

─ Еще какой! ─ усмехаюсь я, прижав ее к себе так крепко, как только могу. В такой момент плевать, даже если будет больно.

Аня с той же бережностью к моему телу поворачивается и зарывается носом в край моей рубашки. Теперь мы сидим, обнявшись так уютно, словно и понедельник никогда не наступит, и мы не поедем подавать чертово заявление. Кончики ее теплых пальцев нежно огибают давно затянувшуюся дырку от сквозного пулевого, которое «украшает» левое плечо.

─ Расскажи, кто тебя подстрелил, ─ вновь просит Аня, для которой история моей коллекторской бытности всегда представляла странный интерес.

─ Расскажу, если мы с тобой золотой юбилей свадьбы отгуляем! ─ обещая я, легонько сжав ее пальцы.

─ Опять ты за свое! ─ сердится она, но не всерьез.

─ А что, если ты хочешь со мной развестись, уже и шутить нельзя? С нашей разницей в возрасте я до золотой свадьбы в любом случае не дотяну.

─ Дотянешь, если поменяешь привычки! ─ говорит уверенно. Все-таки решила не дать мне раньше времени стать трупом на каталке.

─ Без тебя не дотяну, ─ не менее уверенно заявляю я и целую ее в макушку.

─ Яр, не начинай,─ просит она, а сама укладывает мою руку себе на живот.

Теперь я воспринимаю ее слова как очередную ролевую игру. Они меня совсем не ранят, когда подкрепляются такими жестами.

─ Я молчу! ─ поспешно соглашаюсь я, с удовольствием подцепляясь на ее поводок.

Сейчас лучшее, что я могу сделать, это согласиться со своей женщиной и заткнуться. Пусть делает, что хочет ─ разводится, избавляется от кольца, которое сейчас все также лежит в кармане моей рубашки буквально в нескольких миллиметрах от её щеки. Это все мелочи, незначительная атрибутика, без которой можно обойтись. Мы вместе уничтожим все, что заставляло ранить друг друга взаимными упреками и претензиями, и начнем все сначала. Нам же к этому не привыкать.

─ Что сказал доктор? ─ спрашивает с тревогой в голосе.

─ Ребро поломалось, но это мелочь, а так больно было, потому что нерв защемило. Сказал же, что старею!

─ А кровь изо рта?

─ Тут вообще кинокомедия, аж стыдно. Язык прикусил, вот и кровь.

Её тело обмякло, исторгнув стресс, и Аня льнет к груди покладистым ручейком. Думает, мне так хреново, что я не замечу, как она использует каждый чуть ли не формальный предлог, чтоб хоть на время воспроизвести то, что между нами было. Хотя почему было? Это есть! Как искрило, так и искрит. И так будет всегда!

─ Где ты живешь?

─ Я снял квартиру в соседнем доме, ─ обнаруживаю я свою маленькую стратегическую хитрость.

─ А питаешься нормально?

─ Ань, твои уборки и готовки ─ меньшая из проблем. Есть клининги и доставки всего чего угодно! Это ж не село! ─ усмехаюсь, а внутри такое тепло разливается. Если интересуется, как я живу и чем питаюсь, значит, уже не злится.

Мы крепко сплелись на обшарпанной кушетке, а перед глазами мелькает мед. персонал и покалеченные по разным причинам бедолаги. Пройдет пара минут, и я поковыляю к себе, а она вернется к детям, но сейчас мир замер. Даже моя боль притихла, словно послушный пес, чтоб не портить мгновения, когда мы вновь принадлежим друг другу.