– Ммм… – послышалось на том конце провода.

– Алла, послушай! Это серьезно. Я решила все исправить. Хожу по дому, окружаю всех вниманием, стараюсь показать им свою любовь… Но, понимаешь, меня тут нет НИГДЕ! Я не впи-сы-ва-юсь! Когда-то успела в ГОСТЯ для своих… превратиться. Для Пашки – подруга. Для папы и мамы – маленькая дочка. Хочу обратно в семью, в качестве равноправного ассоциированного члена, а как это сделать – не знаю…

– Дети для родителей всегда дети, а для детей родитель тот, кто с ним живет каждый день, – пошевелила языком Алла, наконец оживляясь. Кажется, я выскребывала ее из раковины. – Потом, что плохого, что ты для сына подруга? Лучше, чем какая-нибудь злючка фрекен Бок… Знаешь, отвыкли вы друг от друга просто. Подзабыли, как общаться… Знакомься со своими близкими заново. Только не со всеми сразу, а по одному…

– Как это? В комнату к себе, что ли, зазывать, на стул сажать? Свет лампы – в лицо? – Я явно раскручивала подругу на очередной рецепт счастливой жизни от Савиновой и оказалась права. Алла взяла и брякнула тем же безжизненным голосом:

– Отправь-ка ты своих родителей отдохнуть на недельку куда-нибудь и займись изучением сына… Много интересного, между прочим, узнаешь… И родителям угодишь.

– Опа! А ведь это идея… – неожиданно дошло до меня. Как это легко и непринужденно у нее получается! Молчала, молчала, а потом взяла и попала в десятку, кажется! Как ни примеряла я к себе ее совет, не возникало на его ткани ни одной складочки, он явно приходился мне точно впору, словно был сшит по моим персональным меркам.

– Господи, да я сейчас лопну от собственной значимости… – лениво протянула подруга. – Если бы еще верить, что ты сделаешь это.

– Клянусь румянцем на своих щеках! – заверила я, значительно повеселев. – Ну что? Мою проблему решили, переходим к твоей. Так что ты мне сказать хочешь?

– Ничего хорошего, если честно… Догадливая какая… Очередная порция странных новостей, касающихся тебя прежде всего. Кто-то после твоего отъезда перевернул твой номер в гостинице вверх дном, и этот кто-то обронил там необычную серебряную зажигалку с выгравированными на ней инициалами «А. К.». Кто такой «А. К.» и что он искал? Неужели голубой конверт, который ты потеряла?

– Н-нет… Конверт я не теряла. Он на дне рюкзака лежал. А… а потом, уже дома, он выпал, и я его нашла. Забыла тебе сказать, извини. Не знаю, кто обронил зажигалку… Может, вор?

– У тебя из вещей пропало что-то?

– Н-нет… – неуверенно предположила я.

– Значит, говоришь, зажигалка не твоя. Понятно. Натусь, а может, она в голубом конверте лежала тихонько, ну, например, как подарок от Лешки, а потом выпала оттуда раньше времени?

– Алла, не надо со мной – как с полной дурехой… – обиделась я.

– Ладно, – вздохнула Савинова, но не успокоилась. – Понимаешь, это может быть Лешкина зажигалка. Алексей Крапивин – «А. К.».

Я промычала что-то несуразное, совсем не зная, как быть.

– Наташа, надо узнать у него! – настаивала Аллочка. – Позвони, спроси. И конверт открой в конце концов, да? Вдруг там ответы на все наши вопросы.

– Ага. Энциклопедия для почемучек.

– Звони, говорю. Не умничай.

Легко скомандовать «звони», но в в мои-то ближайшие планы совсем не входило общение с бывшим бойфрендом, от которого можно было ожидать еще и других каких-нибудь непредвиденных сюрпризов. Что спросить у него? Как спросить? Вдруг это он за мной слежку установил? (Господи, что я несу?)

«Кому, собственно, если не ему, брошенному в прошлую субботу, хотелось бы знать, что сбежавшая от него на Кипр любимая женщина там делать будет?» – настаивала Вредность, переполнявшая меня. Или это был Здравый Смысл? Как бы их различать научиться?