Поставив иконку на место, Ирочка осторожно встала. В голове сразу застучало тяжелым молотом, виски заломило, а к горлу подкатила тошнота. Ирочка, держась за стену, тихонечко дошла до кухни, опустилась на стул.

«Боже, до чего я докатилась», – эта мысль приносила ей острое чувство безысходности. Как долго сможет она вести такую двойную жизнь: красивая, уверенная в себе женщина – на работе и полуопустившаяся алкоголичка – дома.

«Почему алкоголичка? – внутренне запротестовала Ирочка. – Я же не пью постоянно. И потом, ради Павла я смогу бросить». Конечно, она сильная. Просто вчера на нее слишком подействовал вначале разговор с соседом, а потом его внезапная смерть. Да и ссора с Павлом вздернула нервы. Хотя, что и говорить, она не должна пить, ни при каких обстоятельствах. Подумаешь, поссорилась с Павлом. Ведь не было никакой ссоры, просто Ирочка обиделась на него. Все это глупости. Сама во всем виновата, слишком рано завела разговор о его жене. Встречаются ведь всего без году неделя, а она уже решила предъявить на него свои права. Какому мужику это понравится. Мужчины любят независимость и свободу. Да, она перегнула палку, сдали нервы. Вот и сорвалась, выпила, но это только для того, чтобы снять стресс. Васильев рассказывал такие ужасные вещи. Жалко соседа. Пусть земля ему будет пухом. Или что там говорят в таких случаях? А с Павлом они обязательно помирятся, и у Ирины не будет необходимости смотреть в рюмку. Как что все еще образуется, это не конец.

Повеселев, Ирочка решительно убрала бутылку за шкаф. Вылить содержимое в раковину у нее просто не поднималась рука. «Я просто-напросто забуду о ней», – решила она.

С трудом двигаясь от разламывающей боли в голове, Ирина убрала со стола грязную посуду, приняла ледяной душ, выпила таблетку цитрамона. Потом разобрала постель и нырнула под одеяло.

Сон не шел, и она промучилась, ворочаясь с боку на бок, до тех пор, пока утренний свет не забрезжил в окна. Лежать больше не было сил, Ирина прошлепала на кухню, напилась холодной воды прямо из-под крана. Голова оставалась неимоверно тяжелой и будто бы существовала отдельно от тела. Присев у окна, Ирочка долго сидела, смотрела на медленно порхающий снег, на редких прохожих, пробегающих куда-то по своим делам, на холодное солнце, изредка проглядывающее сквозь тучи. Пронзительно прозвучал звонок. Кто-то настойчиво звонил в дверь. Вздохнув, Ирина поплелась открывать.

На пороге стоял… Павел. Голова виновато опущена, в руке букет цветов. Но глаза из-под опущенных ресниц блеснули озорно и весело.

– Дорогая, пришел с повинной, – он схватил ее в охапку и принялся целовать в глаза, в нос, в пушистые пряди волос на висках, без конца повторяя:

– Прости, прости, прости.

Плача и смеясь одновременно, Ирочка потащила Павла в комнату, а он шутливо сопротивлялся, дурачился, порывался встать на колени. Ирина легонько стукала его по плечам, пытаясь сделать сердитое лицо. Павел, подхватив ее на руки, понес в комнату. Перемирие было полное. Почувствовав его сильные руки, уверенные движения, Ирина забыла обо всем на свете. Она с обожанием смотрела на Павла, растягивая в довольной улыбке рот.

Их мирное чаепитие на кухне было нарушено появлением Костика. Оказывается, Ирина забыла закрыть дверь, и Костик, волнуясь за нее, забежал проведать. Виновато щурясь, он смотрел на Ирину тоскливым взглядом, стараясь не замечать ее счастливого выражения лица. Все трое испытывали неловкость, разговор не клеился. Молча попили чай, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами: о погоде, о рано установившихся морозах, о предстоящих новогодних праздниках.