— Хуже? От нищеты? Ты о чем вообще говоришь? — такое раздражение охватывает меня, что я начинаю бурлить как котлован.

Аннет пропала, когда мой мозг начал запоминать события, происходящие со мной. Пропала без следа. Как будто испарилась. Родители с ума сходили. Но потом, наверно, смирились и нашли в себе силы жить по новой. Пока полоса неудач не настигла нас заново. Одна ночь разрушила несколько жизней, чью-то забрала насовсем, а другой приготовила испытания. Той ночью загорелась наша коммуналка, и, по заключению пожарников, очагом возгорания стала наша квартира. Пока все спали, стихия быстро расползалась. Пожирая все на своём пути. До сих пор ощущаю запах горящего пластика, нехватку воздуха и языки пламени по моей спине. Пижама, которая была на мне, расплавилась и прилипла к коже. Она выжгла на моей спине этот день навсегда. Не знаю, как мы так быстро оказались на улице, но папа до приезда пожарных спасал жильцов, произошло обрушение, и он не смог выбраться. Нам оставалось наблюдать, как пожарные тушат все, что осталось от дома. И в нашей семье стало еще на одного члена меньше.

Мама не раскисала, хотя была беременна на тот момент. Она очень много работала, до самых родов, и спустя месяц после них снова вышла на работу. А я была с младшей сестрой. Стала для нее еще одной мамой. Но беды нас не хотели отпускать. Вцепились мёртвой хваткой. На наших дверях на съёмных квартирах стали появляться надписи «Верни долг, тварь». После первого случая мама побледнела и потеряла сознание, и с того момента мы часто стали переезжать. Я не ходила в школу. Благо моим педагогом была опять же мама, да и я все усваивала на ходу. Я все запоминаю моментально. Стоит мне посмотреть или прочитать — и сразу запоминаю.

Со временем по ночам я стала видеть, как ломается на кухне человек. За деревянным столом, в компании фотографии отца и маленькой свечи, вставленной в соль, со стопочкой и с дымящейся сигаретой, при этом приговаривая: «Федя, куда ты влез? Говорил, что отошел от дел, а сам?..». Потом стакан становился чуть больше и больше, пока она не стала просто пить прямо из чекушки. А со временем появились шприцы в мусорке.

Осуждение соседей в её сторону стало нарастать. Но я думала, что все закончится, мама найдёт в себе силы, а я буду ей опорой. Стала подрабатывать: с коляской в руках клеила объявления, разносила газеты, потому что еды дома почти не было. Маму выгнали с работы из-за зависимости, она стала падать дальше в пропасть, из которой сложно выбраться. Стала забывать о нас и своих обязанностях перед нами. И каждый раз целовала нас на ночь, обещая, что возьмёт себя в руки. Но не всегда ты можешь сдержать свое обещание.

Однажды, возвращаясь домой после прогулки с малой, я наткнулась на представителей органов опеки и милицию, поджидающих нас у порога. Они забрали нас по заявлению соседей, и, как бы я ни просила оставить нас с мамой, никто не слушал. Женщина в нашей комнате перестала быть похожей на себя. Но я знаю, она просто потерялась и ей нужна я, а люди могут только судить, не вникая в корень проблемы.

Так я оказалась в детдоме, с малышкой. Ее оторвали от меня и отдали в младшую группу. Мне исполнилось пятнадцать. Нужно было продержаться три года, и я бы вышла оттуда и забрала бы её.

Но не всем планам суждено сбыться. Мне сразу нашёлся опекун. За мной приехал Аркадий Евгеньевич Громовой в сопровождении моей старшей сестры, которой я была сначала очень рада. Пока не переступила порог этого дворца.

Мне рассказали о каком-то долге моего отца, который я теперь буду отрабатывать. На вопрос «Как долго?» никто не ответил.