— Подставить меня хочешь? — в горле запершило, а на языке осел горьковатый дорогой табак, которым наполнилась вся комната.
— Почему же сразу “подставить”? Твоя репутация останется в порядке. Никто ничего не узнает.
— Нет, — отрезаю я.
— Это тоже, между прочим, в твоих интересах. Всё останется тебе как наследнику.
— Играешь нечестно.
— С каких пор стал праведником? Что там у тебя с твоей женой? Не надоела ещё? Заведи ещё нескольких любовниц, и сразу откроется аппетит.
— Её зовут Леджин, — напоминаю я, сжимая массивные подлокотники. — Мне не нравится твой пренебрежительный тон. Сбавь его, пожалуйста.
— Мне сказали, что она уехала, бросила тебя здесь. Она всегда относилась к нашей семье безразлично, почему же я не могу о ней говорить так, как хочу?
— Леджин приехала, поздравила Ленору, осталась на банкетной части. Она почувствовала себя плохо, поэтому уехала. И я бы сделал то же самое на её месте.
Отец протяжно выдохнул, пуская дым из расширяющихся ноздрей, окутывая себя сизым облаком. Жизнь за границей ему не пошла на пользу. Он стал другим, беспринципным, пренебрегающим семейными ценностями ради выгоды, удобств, накоплений… Смотрю на него и будто перемещаюсь в своё будущее. Нет. Никогда. Я не стану таким, как он.
Фрейнкман не всегда был таким. Куда подевались сила обещания, порядок и честность? Всё вылилось в трубу. Почему? Испытания? И отец их не прошел? Горько это осознавать.
— Ничего, это у тебя тоже пройдет, поверь моему опыту. Честность, справедливость, верность — кому это нужно? Отдавать себя тем, кто готов бросить в минуту трудности. Она ушла от тебя? Ушла ведь? Знаешь почему? Почувствовала. Что ты можешь ей не дать того, чего она хочет. Такова природа женщин — выбирать более сильного. Ей плевать на тебя. Дай-ка догадаюсь… устраивает тебе сцены ревности, говорит, что недостаточно внимателен, — смеется хрипло, издевательски, исподтишка, а я в своем воображении подрываюсь, хватаю его за горло, сжимаю так, что он давится этим самым дымом. Только смысл этого? Он пытается задеть, и у него получается.
— Советую не терять на неё время.
— Поэтому ты нашёл более лёгкий способ — обвинить других в своей уязвимости? — напряженно отрываюсь от спинки стула и наклоняюсь. — Это ты мне предлагаешь сделать?
Желваки на его скулах дернулись, а лицо побагровело, будто он всё-таки задохнулся дымом.
— Тебе нужен наследник, — выстреливает он контрольный залп.
Я медленно поднимаюсь, прохожу к столу и смотрю на отца сверху, тот кривит губы в ухмылке, которая говорит: “Я так и знал!”.
— Я люблю Леджин, даже если у нас не будет наследника, не перестану её любить.
Черты лица Фрейнкмана заостряются, но в следующий момент он спокойно тянет из трубки дым.
— О чём я и говорил — скулящий пёс у женского каблука.
Мерзко и грязно, настолько, что я с отвращением убираю руки от стола и отступаю. Я будто соскользнул в прорубь с грязью.
— Она тебе истерики закатывает, отвлекает от дела, найди себе более сговорчивую жену, такую, чтоб ждала тебя смирно и не открывала рот. Решай вопрос по-мужски.
Во мне что-то надламывается и загорается синим пламенем.
— Решу, если ты ещё раз скажешь слово против Леджин, — шиплю я.
— Угрожаешь?
— Предупреждаю. Оставь свои советы при себе, утешайся ими, когда останешься ни с чем, только со своей грязью, — мой голос становится грохочущим, словно брошенный в колодец камень. — Не пачкай ни меня, ни Леджин, ни мать.
В кабинете повисает тишина, создавая вокруг вакуум, в котором происходит противостояние.
— Время покажет, кто прав, — на удивление спокойно произносит Фрейнкман, вновь засовывая трубку в рот.