Со Стёпой, а точнее, уже Стефаном, мы встретились за границей, куда он умотал, как только у него появилась такая возможность. Этот мир его отрицал, он нашёл тот, который его принял. Но в последние годы он достаточно вырос, чтобы попытаться эти два мира объединить воедино.
Это его не первая выставка на родине. Он теперь охотно катается между странами и, думаю, навсегда избавился от комплекса изгоя. Страна любит героев, а Белов, несомненно, им стал.
Я живо представил, какой урной будет Бояркина. Она сама не понимала, на что напросилась. И уж если попадёт на острый Стёпкин карандаш, то хана ей. Он же её покер-фейс по всем галереям мира протянет. А такое не каждый выдержит.
Я бы её предупредил, наверное. А может, даже уговорил Белова не ранить тонкую женскую психику. Но я был так зол на Бояркину, что жаждал крови. К тому же, я припёрся сюда не для того, чтобы сводить с ней счёты. Меня интересует исключительно Ястребовский и кое-кто ещё.
Стёпка охотно согласился меня представить всем, на кого я пальцем ткну.
– Это легко, – пожал он плечами. – В этот раз предусмотрен аукцион. Несколько моих картин уйдут с молотка в частные коллекции, поэтому приглашены как поклонники моего творчества, так и просто коллекционеры, которые заинтересованы в выгодных вложениях. Искусство хорошо тем, что с годами становится дороже. То есть ценнее.
Он умел над этим шутить. Стёпка, а нынче – Стефан, кто бы что ни говорил о нём, – отличный мужик.
– Списки приглашённых составляет мой менеджер, а поэтому ничего не стоит внести тех, кого твоя душа пожелает. Дополнительно, так сказать.
Дополнительно и не понадобилось: все, кто мне нужен, в его ценном списке и так значились. Сегодняшний день – для избранных. Позже галерея на какое-то время будет доступна всем желающим, а судя по заранее проданным билетам, желающих было много.
И вот сейчас этот мировой мужик Стефан Белов разглядывал мою Бояркину так, что мне его придушить захотелось. Он же на неё смотрел не как на арт-объект! Я ж не вчера родился, и взгляды подобного толка легко отличить могу. Мало того, что этот Ястреб вокруг Бояркиной вьётся, разглядывает её так, будто представляет, как будет её по частям употреблять, так ещё и друг Степан туда же – старается изо всех сил, чтобы я отсюда со стёртой на зубах эмалью ушёл.
– Позвольте представить моего друга! – очнулся Белов, а затем недоумённо перевёл на меня взгляд. – Только вы, кажется, знакомы?
Взгляд из-под очков уже плыл, а мне это не нужно. Мне всё же с Ястребовским желательно состыковаться.
– Добрый вечер, – вспомнил я все правила этикета, нацепил резиновую улыбку на лицо и мечтал только об одном: придушить Бояркину. За это красное платье, что притягивало взгляды мужского населения в радиусе десяти метров; за её очарование и за Стёпкин интерес; за то, что спутала мне все планы. Тут думать нужно, а о чём я могу думать, когда она рядом хвостом крутит?
Короче, всё летело к чертям собачьим, и я уж не знаю, каким образом всё разрулилось в нужную мне сторону.
Стёпа очнулся. Видимо, вспомнил, о чём мы толковали, и сообразил, что если я с Илоной знаком, то Ястребовский в категорию моих знакомых не входит.
– Богдан Островский, – представил он меня наконец-то, и мы с Ястребовским пожали друг другу руки.
Остальное – дело техники и многолетнего умения выстраивать деловые отношения. Опыт – это то, что не пропьёшь и не растеряешь, даже когда рядом Бояркина стоит и дурманит голову запахом своих духов.
Но пока мы обменивались любезностями, Белов умудрился всё испортить, вклинившись в едва наметившийся наш тандем: