— Не знаю. Пока они хозяйничали, мы и в коридор лишний раз старались не высовываться. Мало ли, на кого что роют.

— А потом... никаких слухов?

Я чувствую, как ступаю на зыбкую почву. Пальцы ног поджимаются в удобных рабочих лодочках. Но то, что произносит Галина Михайловна, оказывается настоящим оползнем.

— Слухов?.. Лиз, тут их столько было! Сочиняли кто во что горазд! И про сокращение, и про увольнение Савойского, и... — Она на мгновение замолкает. Потом, будто вспомнив что-то особенно важное, шепчет мне на ухо: — Я чуть не проворонила, как живчики нашего нового донора в дело пошли.

— Когда? — спрашиваю одними губами. Голос садится окончательно.

— Оказалось, давно уже. Его почти сразу приняли в программу. Ума не приложу, как он так быстро сумел пройти проверку.

— А... кому?

— Так это... — Галина Михайловна делает пару взмахов ресницами и резко меняется в лице. — Не знаю. — Тут же встает с дивана. — Заговорилась я с тобой. Работы непочатый край. Лучше пойду.

— Галина Михайловна, для кого он стал донором?

Кажется, я уже знаю ответ. Не обязана, эмбрионами занимается совсем другой врач. И все же чувствую правду. Чую нутром, как Шаталов Глеба.

— Лиз, не лезла бы ты в это... — Галина Михайловна притормаживает у порога. — Но, если очень надо, у эмбриологов спроси. Или в базе глянь... своей.

21. Глава 21. Чужая жена

Глава 21. Чужая жена

Там, где нет любви, живет предательство.

Меня колотит так, словно снова заболеваю. Ощущения очень похожи, только без кашля, без головной боли. И вместо слабости — дикое желание встряхнуть кого-нибудь посильнее и выяснить правду.

Самый идеальный кандидат на «встряхивание» — Савойский. В отличие от Кравцова, он знает нашу кухню изнутри, а еще близко знаком с госпожой Шаталовой.

Меня так и подмывает явиться к заведующему отделением. Но, сцепив зубы, прохожу мимо его кабинета к себе. А там, закрывшись от всех, открываю базу данных доноров.

Первое, что бросается в глаза, — Галина не соврала. В базе больше нет никаких черновиков. Зато появилась новая папка... с детскими фотографиями, развернутым медицинским заключением и пометкой, что образцы этого донора уже использовались при проведении ЭКО в нашем центре.

Последнее заставляет вздрогнуть. ЭКО с донорской спермой не такая уж популярная процедура. За последние пару месяцев в клинике было лишь три случая мужского бесплодия. Но, учитывая рассказ Галины о доноре и его вопросах о жене Марка...

Дальше я запрещаю себе даже думать. Нужны факты! Открываю другую базу данных, с пациентами, и жму на папку с фамилией «Шаталова».

Кликаю мышкой один раз. Другой. Не понимая, что происходит, уже сильнее нажимаю третий. Должна открыться, однако папка, которую я раньше просматривала по три-четыре раза в день, вдруг оказывается недоступной.

— Вероника, кажется, у меня компьютер сломался. Можешь попросить сисадмина зайти на минуту? — прошу по телефону нашего администратора.

Спохватившись, выдавливаю из себя «Пожалуйста». И пока Вероника блеет в трубку, что все заняты и она постарается кого-нибудь найти, я без всяких трудностей открываю папку другой своей пациентки. После нее — еще одной. Затем третьей, четвертой... всех, кого вела в этом квартале.

— Это не ошибка, — вслух озвучиваю догадку. — Они закрыли мне доступ. — Все еще не веря в случившееся, смотрю то на экран, то на стену.

За все годы работы здесь это первый такой случай. У меня нет доступа к пациенткам других врачей. Конфиденциальность в клинике всегда была на первом месте. Но чтобы вдруг лишиться возможности заниматься своим делом...